Незабудка для волка

Надо же, ведёт, себя как парень молодой. Французский знает, на пианино играет, и … Красив чертовски. Вот теперь я могла в этом себе признаться. Хищный, но в этом была волчья прелесть. Высокий и сильный, и вовсе не дикий, как зверь, вполне цивилизованный. А ещё он не матерился. Ни разу не слышала, даже когда на взводе по телефону говорил, угрожал, но без матерщины. Максим, родной отец время от времени позволяли себе грязную ругань, а Дарий нет.

С макияжем, сделавшим меня похожей на миллион стандартных красавиц, с причёской напоминающей Валентину Петренко* стояла у зеркала при входе в салон.

— Шлюха, — сказала я себе, понимая, что не смогу относиться к Дарию по-прежнему.

Вот, только этого мне не хватало, влюбиться в мужчину, променять своего Макса.

— Нет, нет, макияж не вульгарен, — тут же отозвался стилист. — А причёска просто шик!

Время пролетело незаметно. Вернулся Дарий, всё такой же весёлый. Немного поморщился, недовольный тем, что сотворили на моей голове.

— В следующий раз, я сам причёску выберу.

Он подмигнул мне, а я невольно улыбалась ему по-доброму. И Дарий это заметил. Решил доиграть партию до конца. Взял мою руку и поцеловал пальчики. Поцелуй его расплавлял весь лёд в моём сердце.

И гипноза не надо… Я была на грани странных решений.

___________________

*Валентина Петренко — Российский политик с очень оригинальной причёской.

12

Ресторан шикарный и дорогой не производил такого впечатления, как мой сногсшибательный кавалер. Я даже боялась смотреть на него. На высоких каблуках, у меня бы получилось заглянуть Дарию в лицо. Только не хотела растаять. Влюбиться…

Зал был полутёмным, в центре стояли красивые столики с багровыми скатертями. Все места заняты, хотя время ужина только подходило. Вдоль стен были отдельные секции, которые можно было отгородить тяжёлыми портьерами.

Мы заняли одну секцию. Столик был на двоих, но рядом располагался диван. Официант не принимал заказ, Дарий был в этом месте завсегдатай, и предупреждал заранее, что приедет, поэтому его кормили, как в кафе-бистро, очень быстро. Первым делом принесли бутылку красного вина, зажгли свечу на нашем столе. Пока я скромно дегустировала напиток, осматриваясь по сторонам, на столе появилось горячее.

— Ну, давай знакомиться, Густя. Авушка-Незабудка. Да, уж, такую не забудешь, — Дарий принялся за своё блюдо, отрезая ножом солидные куски мяса с кровью. Было видно, что голоден.

— Ты обо мне всё знаешь, — я пилила говядину, — рассказывай о себе. Откуда у тебя ожог?

— Хлынов моя фамилия для начала, — говорил Дарий. — Город такой есть Киров, он же Вятка, он же Хлынов. Так вот я оттуда родом. У нас несколько стай враждовали, родителей моих убили. Четверо волчат в семье было, я младший. Соседи дом подожгли, старший меня успел вытащить. Брат от ожогов скончался, а у меня только край головы подгорел.

Я стала жевать медленно, уставилась на него во все глаза. Я воспринимала Дария, как что-то жестокое, сосредоточенье всего зверского, что есть вокруг. А он… Маленьким когда-то был. Дарий был ребёнком. Великое открытие, но мне это было сложно представить.

— Дарий Дмитриевич, ты меня не обманываешь?

Он серьёзно посмотрел на меня, и было ему не смешно.

— В отличие от тех, кто тебя раньше окружал, не имею такой привычки, — он погрозил мне вилкой и вернулся к мясу. — Это я тебе сейчас рассказываю, как живут волки. Поступил я тогда в свои шесть лет в человеческий детский дом, именно человеческий. В то время ещё были приличные люди в детских домах, и попалась мне сердобольная учительница музыки. Слух проверила, а он у оборотней идеальный. Так что музицирую я с шести лет. Там же и языки стал изучать. Но недолго вся моя сказка длилась, когда мне тринадцать лет исполнилось, руководство сменилось, и начался форменный беспредел, а среди учащихся — бандитизм.

Произошло полное погружение в прошлое моего собеседника. Я видела какой-то захолустный детский дом и волчьи нравы, царящие в обществе человеческих детей. И худенький подросток с ожогом на голове, что, конечно же, было причиной издёвок и насмешек, замкнутый, но непобеждённый. Мальчик, который играл на пианино и говорил на французском языке. Ребёнок, лишившийся семьи. И злой, властный мужик напротив рассказывал так спокойно о том, что было, словно не с ним. Он пережил все невзгоды, смирился с ними и теперь мог спокойно об этом говорить. А у меня сердце кровью обливалось, когда я только представила, что было на душе сироты.

— А как сюда попал? Ведь до Кирова далековато? — я нервно отпилила ещё кусочек мяса и с любопытством уставилась на альфу. Подкатывали слёзы, но хватило одного взгляда на его ядовитую ухмылку, чтобы понять, того мальчика из детского дома больше нет.