– Эта версия со шрамом в форме молнии подтверждает слух, что ему удалили лобную долю, – пробормотал он.
– Иди-ка ты лучше домой и распечатай ему новую лобную долю, – предложила я. – И себе заодно.
Но Гереон меня уже не слышал. Он погрузился в доверительную беседу с Авророй: они обсуждали тонкости хирургии мозга. В тот же день мы заметили, как они выходят из школьного двора, держась за руки.
«Неужели всё так просто?»
Сегодня была пятница. Два дня назад Квинн вернулся домой. Об этом я узнала от двоюродной сестры Марихен, которая рассказала на репетиции хора, как они с Луизой наблюдали за прибытием Квинна домой из окна кухни. Его вытащили из машины на инвалидной коляске, но затем он взял костыли и с их помощью преодолел две ступеньки перед входной дверью. И кстати, довольно быстро. Настолько, что они не успели найти бинокль и рассмотреть все подробности.
Квинн мог передвигаться на костылях – это было отлично. Я должна была бы порадоваться, если бы не эта нездоровая влюблённость (или жажда скандальных новостей), из-за которой мне не хотелось довольствоваться рассказами очевидцев. И когда моя мама начала сокрушаться, что не может пойти собирать пожертвования на похороны госпожи Якоб, потому что ей обязательно надо участвовать в собрании церковного совета, я, не раздумывая, выкрикнула: «Я этим займусь!»
Моя мама должна была порядком удивиться, потому что не так давно я стояла на кухне и орала: «Не позволю больше этой семье использовать меня в качестве живого ящика для пожертвований!» Ну, то есть не совсем орала, скорее лепетала, но очень энергично. Но мама лишь с облегчением передала мне список, потёртый кошелёк и сказала: «Ты можешь без стеснения упомянуть о том, что её скупая племянница не желает платить за похороны! Между прочим, она единственная родственница госпожи Якоб».
Я машинально кивнула, но выставлять на всеобщий суд поступок бедной племянницы не собиралась. Госпожа Якоб была не самой приятной персоной, даже по отношению ко мне, хотя каждые понедельник и пятницу я часами катала её в инвалидной коляске по нашему району, в основном возила её за покупками. Как и все мои работы, эта тоже была бесплатной и добровольной, но госпожа Якоб её так не воспринимала. Она раздавала мне указания направо и налево и, если я недостаточно быстро пересчитывала мелочь или затаскивала её коляску на ступеньки аптеки, кричала: «Юная леди, разве я плачу тебе за то, чтобы ты тут стояла без дела и зевала?» Перед смертью госпожа Якоб завещала всё своё состояние благотворительной организации, которая заботилась о румынских бездомных собаках. Она не сильно любила собак, просто не хотела, чтобы племянница получила хоть что-то из её сбережений. Но вот на собственные похороны она могла бы хоть что-то отложить.
Перед выходом из дома я расчесала волосы, сделала хвостик и накрасила ресницы. Почему-то на моих ресницах тушь никак не желала держаться и через несколько часов всегда превращалась в мелкую чёрную крупу, рассыпанную по всему лицу.
На улице светило солнце, в садах и на кладбище уже распустились подснежники, окружив деревья зелёно-белым ковром. Я шла по дороге, наслаждаясь лучами солнца на своём лице, и переходила от одного дома к другому. Фон Аренсбургов я решила оставить на самый конец.
Мы жили в довольно большом городе, но центральная площадь нашего района, вымощенная брусчаткой, с цветущими садами вокруг каждого дома, маленькими магазинчиками и уютными кафе, церковью и скамейками под старыми липами, в которых до сих пор находили осколки времён Второй мировой, могла вполне находиться где-нибудь в центре небольшого провинциального городишки. Когда я была маленькой, мне казалось, что наша улица, а вместе с ней и площадь, церковь, все дома и лавки вокруг принадлежат дяде Томасу. А всё потому, что так он себя вёл. Во всяком случае, пока он заведовал церковной недвижимостью, наш район не смогли оккупировать салоны красоты, забегаловки с уличной едой и магазины мобильных телефонов. Больше всего дяде Томасу хотелось, чтобы всё вокруг выглядело как во времена его детства, а лучше – как во времена детства его деда.
Погода стояла отличная. Наверное, поэтому на старой улице, которая вела к кладбищу, прогуливалось много людей. Хотя, может, дело было в том, что сегодня на углу впервые открылась цветочная лавка. Сколько себя помню, здесь всегда находился скучный магазин рукоделия, но в декабре хозяйка неожиданно объявила, что собирается освободить помещение, а уже в январе заехал другой арендатор.
Новые хозяева выкрасили магазин в небесно-голубой цвет, а витиеватая вывеска, под которой располагались две переполненные самыми разнообразными растениями витрины, гласила «Ландыши и незабудки». На обратном пути я собиралась непременно заглянуть в этот магазинчик, потому что в честь открытия они обещали бесплатные цветы каждому посетителю.