Незабудка

— О чем же, товарищ майор медицинской службы? — Незабудка повела плечом. — Вы же сами тогда сказали: нам говорить не о чем. Уже обо всем переговорили…

— Давно хотел повидать. Все без тебя обрыдло. Так скучал…

— Зачем словами красоваться? А может, вы, товарищ майор медицинской службы, по покойнице скучали? В нашей жизни умирать не ново. Разве не могло меня окрестить вчера, позавчера, на границе или еще на Немане? Вы же про меня ничегошеньки не знали!

— Святая правда — соскучился. Не веришь?

Он приковался глазами к ее лицу и с нетерпением ждал ответа.

— Что же вы тогда, Михаил Дмитриевич, с таким опозданием наведались?

— Галя, ну к чему этот официальный тон? Ведь мы же с тобой на «ты».

— Совсем забыла. Так что же ты, Михаил Дмитриевич…

— Ну, Галя…

— Ладно, ладно… Так что же ты, Миша, с таким опозданием в гости заявился? Просто потому, что без женщин жить нельзя на свете, да?

— Лучше поздно, чем никогда. — Он беспомощно улыбнулся.

— Ты ошибаешься, Миша. В некоторых случаях — лучше никогда, чем поздно. Сколько мы не виделись?

— Кажется, с начала мая…

— Эх, Миша, Миша… Забыть так скоро, боже мой. Мы простились как раз за месяц до летнего наступления. Двадцать четвертого мая. А вернее сказать, распрощались. Помнишь высоту двести восемь и восемь?

— Вроде под Витебском…

— А теперь припомни, какая я ушла из медсанбата. Послать записку, узнать, что и как, следовало, во всяком случае. Это даже у хороших знакомых принято… Военврач ты неплохой и знаешь, конечно, побольше моего. А вот понимаешь меньше. Как человеческое сердце сжимается-разжимается, знаешь, а как оно чувствует, отчего болит — не знаешь… Помнишь тот мостик из спиленных телеграфных столбов? За насыпью железной дороги, за кривым семафором? Только не ссылайся на боевую обстановку. И попрощался со мной наспех, небрежно. Просто-напросто тяготился разговором. Ушел — и был таков. Я еще загадала: если оглянешься, махнешь на прощанье, половина грехов с тебя снимется напоследок. Куда там! И головы не повернул…

— Прости меня за это, Галя.

— А за все другое?

— Ты меня так коришь, будто я обманывал тебя, скрывал что-то. Будто при живой жене с тобой слюбился…

— А хоть бы и при живой жене? Но тогда полагается правду написать, чтобы без обмана и чтобы ребятишек разводом не обидеть. Даже если у того муженька осталась в тылу такая жена-крошка, после которой не страшна никакая бомбежка. От которой на войне только и спасаться. Помнишь Василия Теркина?

— Ты вот меня ругаешь, а я даже голос твой рад слышать, — признался он, беря ее под руку выше локтя и говоря вкрадчиво. — Какая ты красивая!

Руки своей она не отняла, но едва заметно передернула плечами, он заметил это и торопливо отпустил рукав ее шинели.

— Красивая? Это я знаю. Еще красивее стала, чем тогда, весной.

— С чего бы это? Может, немецкий воздух на тебя так влияет? Или вода тут, на фольварке, волшебная? — Он засмеялся невпопад.

— Моя весна только сейчас вот, поздней осенью, подоспела, — сказала она с горечью.

— А помолодела почему? Как тебе удалось? Научи меня!

Она покачала головой.

— Этому не научишь. Я душой помолодела.

— На сколько же лет? — Он неуверенно засмеялся.

— На много, — пояснила она серьезно. — Потому что влюбленная я теперь…

Он вытер лоб, отвернулся, поправил на себе новенькую портупею и стал пристально вглядываться в верхушки голых лип, словно там вдруг появилось нечто чрезвычайно интересное.

— В кого же?

Незабудка промолчала, но лицо ее посветлело, на лбу разгладились морщинки-сердитки, и она вдруг совершенно неожиданно запела:

Я вам скажу один секрет:
Кого люблю, того здесь нет!
Кого-то нет, кого-то нет,
Кого-то жаль, кого-то жаль,
К кому-то сердце мчится вдаль!..

Она вовсе не хотела уязвить его этим заочным объяснением в любви к другому. В эту минуту она вообще забыла, что майор стоит рядом.

— Кто же он? — Красивое лицо его стало жалким, он старался, но был не в силах изобразить спокойствие.

— Если жив останется, будет мне мужем. Это я точно знаю. Любовь нечаянно нагрянет… Хотя, между прочим, слово «любовь» не было вслух сказано. Даже не… — она слегка запнулась, — не поцеловались ни разу. Я даже имени-отчества, фамилии его в тот вечер не знала.

— Не муж, а сплошное инкогнито. Надеюсь, он-то был внимательнее к тебе? — спросил майор со смешком. — Он-то знал твое имя?

— До сих пор не знает, — ответила она серьезно, не принимая его тона. — Ни имени моего. Ни фамилии. Одно прозвище.

— Так можно и потеряться.

Она покачала головой.

— Если только в живых останется, он меня найдет. Я ведь его женой назвалась.

— А он знает об этом?

— Кажется, нет.

— Фу, совсем забыл, что ты любишь разыгрывать!

Он рассмеялся громко и с явным удовольствием, которого не скрывал. Ему хотелось думать, что она шутит. Но лицо ее было по-прежнему сосредоточенно, мыслями она была сейчас далеко-далеко. Он понял, что все сказано всерьез, и спросил:

— А где он сейчас?

— Не знаю. В каком-нибудь госпитале.