Незабудки (Рассказы)

На собраниях — к чему отрицать? — он действительно иногда засыпал. В церковь же не ходил и в прежние времена. Если сестра заводила разговор (правда, все реже и реже) о всемогуществе Господа, о всепроникающей мудрости божьей, каковая есть первопричина и начало всех начал, Андриан, как правило, коротко пресекал ее разглагольствования: «Эти вопросы не по моей части. Я ведь физик». Споры подобного рода проходили спокойнее, чем конфликты на кошачьей почве. По поводу общественных событий у профессора также было мало своих соображений. Семью, общественные интересы и многое другое ему заменяли любимая работа и те одаренные студенты, которые попадались на каждом курсе: профессор охотно беседовал с ними и привязывался к ним душою. Многие из этих студентов с течением времени стали преподавателями и учеными, многие обзавелись семьями, отличились на общественном поприще, иными словами, совершили то, на что самому профессору не достало ни времени, ни склонностей. Правда, некоторые в своей дальнейшей судьбе уподоблялись ему: старые холостяки, вспыльчивые и отходчивые, верные и преданные служители науки.

Андриан даже на летние каникулы никогда не уезжал ни к морю, ни в горы. Летом он каждый день ходил в институт, где они с дядей Юрой на пару продолжали ставить эксперименты. Счастье еще, что позади дома, где жил профессор с сестрою, находился небольшой сад. В жару он именно здесь проводил свой послеобеденный отдых: почивал в беседке, в тени глухой стены соседнего дома, обвитой диким виноградом. После сна так приятно было выпить стаканчик остуженного во льду лимонада или клюквенного сока. В особенности любил он клюквенный сок. Его сестрица каждый год заготавливала по тридцать шесть бутылей этого напитка, хотя сама она пила только крепкий кофе: помимо брата и кошек, кофе был ее единственной слабостью.

Вот так и текла год за годом — с минимальными отклонениями — жизнь в доме профессора Андриана.

Около трех часов ночи, а точнее, без семи минут три у двери раздался звонок. Была холодная февральская ночь — темная, без малейших признаков рассвета. Дверь открыла сестра профессора — тощая, взъерошенная, дрожащая от холода и испуга старая дева. В квартиру вошли двое: один в военной форме и при оружии, другой в штатском; еще один вооруженный человек занял позицию у входа. Судя по всему, их было трое.

Тот, что в штатском, без слов и объяснений пересек прихожую, вошел в профессорский кабинет и вручил старику какую-то бумагу: разбуженный звонком в дверь и топотом ног, тот уже сидел на краю постели. Пока седовласый старец в ночном облачении знакомился с ее содержанием, согласно которому квартиру надлежало подвергнуть обыску, а его самого — аресту, пришельцы — военный, а в особенности штатский — уже начали орудовать: раскрывали папки с бережно подобранными научными материалами и швыряли их на пол. Заглядывали в выдвинутые ящики письменного стола, кое-где посбрасывали книги с полок и, сунув в образовавшийся промежуток руку, проверяли, нет ли там тайника. Обыск проводился весьма поверхностно, безо всякого интереса и желания, лишь бы соблюсти видимость друг перед другом.

— Оружие есть? — спросил военный.

Андриан не ответил.

— Ну ладно, — со скучающим видом сказал военный и взглянул на коллегу. Тот кивнул.

Но тут сестра профессора, седовласая старая дева, вдруг заголосила. Этот плач в голос, напоминающий стародавние обряды, хотя пришельцы, должно быть, успели к нему привыкнуть и он не застал их врасплох, действовал им на нервы.

— Сейчас же прекратите этот гвалт! — сухо, однако же не без угрозы в голосе произнес штатский. Когда и окрик не помог, он скрипучим, механическим голосом добавил: — Это всего лишь проверка, пустая формальность. Два-три дня, и все выяснится…

— Где мои ботинки? — нервно спросил профессор.

Обезумевшая от горя сестра, не переставая голосить, как по покойнику, подала башмаки. Отыскала в шкафу самую теплую рубашку, новое кашне и принесла к постели. На том сборы старого профессора были закончены.

— Тут какая-то ошибка, недоразумение, — попытался он утешить сестру и сам веря в то, что говорил.

— Да, конечно, — с готовностью поддакнул тип в штатском. А военный опустил голову, уставясь в пол.

Однако плачущая женщина словно бы и не слышала, что ей говорят. Или же она улавливала не смысл слов, а лишь интонации и жесты пришельцев. Или же ей вспомнились чудовищные рассказы соседок… Как знать? Но одно она понимала: это не ошибка. Брата забирают, уводят навсегда… «Что ни ночь, подкатывают машины, — шепотом рассказывали женщины в подъезде, — и кого увезут, тот пропадает без следа…»

— Заверни мне с собой несколько бутербродов, — попросил старик.

Но старая дева, которая всю свою жизнь обстирывала брата, стряпала ему обеды, заготавливала клюквенный сок и до блеска начищала профессорские ботинки и только что проявила такую сметливость при выборе теплой рубашки и шарфа, сейчас впервые в жизни не отозвалась на просьбу приготовить брату бутерброды. Прижавшись лбом к стене, она выла как по покойнику.