Незабываемая, или Я буду лучше, чем она

Из машины я видела, как мама подошла к окну и, отодвинув занавеску, наблюдает за каждым моим движением. Вот теперь она вряд ли поверит, что я приехала на несколько дней в Москву из Омска и что мне требуется навигатор для передвижения по Москве, ведь я сажусь за руль дорогой машины. Надев тёмные очки, я мысленно послала ей воздушный поцелуй и прибавила газу.

Мой маршрут лежал на Троекуровское кладбище. Там особые энергетика и атмосфера. Здесь похоронены многие писатели и артисты. Территория кладбища была благоустроена. На центральных и даже второстепенных дорожках идеальная чистота. Кругом зелёные насаждения, газоны, цветники и альпийские горки. К моему удивлению, я нигде не увидела опавшей листвы.

Я шла по кладбищу и думала, что иду к своей могиле, чтобы окончательно проститься со своим прошлым и похоронить былую жизнь. Я даже повторила своё новое имя вслух несколько раз. Уж если судьба оставила меня жить в образе Яны, значит, я и должна ею быть. Присев на лавочку на одной из центральных дорожек, я набрала номер Аскольда.

— Аскольд, я так благодарна тебе за всё, что ты для меня делаешь. Ты самый лучший мужчина на земле. Спасибо тебе за всё.

— Яна, какие могут быть благодарности? Ты моя жена, и я очень сильно тебя люблю. Мы же с тобой сразу договорились: вместе и в горе, и в радости. Ты где, дорогая?

— На Троекуровском кладбище. — Я не поняла, зачем сказала правду, ведь это принесёт ему лишние переживания.

— А что ты там делаешь? — растерялся Аскольд.

— Просто мимо проезжала, решила заглянуть.

— Не понимаю…

Почувствовав в голосе мужа сильное волнение, я разозлилась на себя за то, что ляпнула лишнее, и тут же постаралась смягчить ситуацию:

— Знаешь, тут много пассажиров с нашего злосчастного рейса похоронено. Решила навестить их могилы.

— Янка, ты что, совсем с ума сошла? Хватить заниматься самоуничтожением. Они умерли, а мы должны жить. Понимаешь?! Их уже нет. И вообще, у тебя же сегодня день рождения.

— Милый, не ругайся. Я должна была сюда заехать. Я скоро буду дома.

— Я не ругаюсь. Я сильно переживаю за твоё моральное состояние. Хочу, чтобы сегодняшний день рождения мы встретили вдвоём в хорошем расположении духа. Хватит уже разрушать себя. Главное, мы оба живы, здоровы.

— Дорогой, всё будет, как ты захочешь.

Вспомнив о том, как я всегда обожествляла Матвея, говорила ему, что он самый-самый, жила его интересами, восхищалась его манерами, привычками, вкусами, я подумала, что Аскольд заслужил слова, которые он, скорее всего, уже давно хотел от меня услышать.

— Аскольд, я тебя люблю, — вырвалось у меня.

— Что ты сказала?

— Я тебя люблю.

— Как же мне не хватало этих слов!.. Ты сделала меня самым счастливым мужчиной на свете! Спасибо тебе за эти слова. Яна, хватит шарахаться по кладбищу, возвращайся домой, и давай покончим с прошлой жизнью, хорошо?

Глава 7

Я стояла у своей могилы, смотрела на свою фотографию и корила себя за то, что не купила цветы. Говорят, к покойникам лучше всего приходить с цветами…

Мир Анны был разрушен крушением самолёта, и в том мире не осталось места чувствам к Матвею. Мне хотелось упасть на собственную могилу, свернуться по-детски калачиком и бессильно зарыдать, оплакивая жизнь, любовь, предательство. А что, если бы после крушения самолёта не привела Матвея в чувство, не била бы его по щекам и не трясла за плечи? Он бы пришёл в себя? Его могила была бы рядом.

Закурив сигарету, я почувствовала, как затряслись руки, и вспомнила страшное событие, которое мне довелось пережить.

…Хаос и жуткая давка. Оставшиеся в живых нашли аварийный выход, образовалась очередь. Все толкались, глотали дым и пытались выбраться наружу. Окровавленные и обожжённые люди выпрыгивали из горящего самолёта на конструкцию наподобие надувного батута. Спасатели принимали их и сразу провожали к машинам «скорой помощи». Из-за дыма ничего не было видно. Заметив, что Матвей потерял сознание от страшного удара по голове, я попыталась освободиться от ремня, но замок, как назло, заело. Тогда я расстегнула ремень Матвея и стала трясти его за плечи.

— Матвей, миленький, приди в себя. Нужно выбираться! Иначе сгорим! Матвей! Матвей, очнись. Умоляю тебя, очнись, — уговаривала я.

Матвей словно услышал мои слова и открыл глаза.

— У тебя лицо окровавлено. Из носа кровь течёт.

— Нос сломан. — Я сплевывала кровь и чувствовала, что у меня не только сломан нос, но и рот разбит. — Матвей, нужно выбираться, а то будет поздно. Такая давка.

Матвей встал, закашлялся от дыма и, нагнувшись ко мне, схватил меня за руку.

— Пошли, а то сгорим к чёртовой матери.

— Я не могу. У меня замок ремня заело.

В этот момент недалеко от нас полыхнул столб огня. Проход к аварийному выходу был завален погибшими людьми и багажными сумками. Оставшиеся в живых пассажиры пробирались, перелезая через кресла, опрокидывая их так, чтобы они образовывали почти плоские площадки. Из-за сильнейшего задымления люди совершенно ничего не видели и пробирались к аварийному выходу на ощупь.

Сквозь дым мне уже не было видно Матвея, но я интуитивно схватила его за руку.