Незабываемая ночь

Всем в доме было строго запрещено говорить Ирине об отце. И я слушался, и основания на это у меня были. Ведь уже с пятого класса я вступил в подпольный гимназический кружок. Я тайком встречался с партийными друзьями отца. У меня хранилась нелегальная литература. Под видом «вечеринок» у меня бывали наши собрания, — читали, учились, спорили. Расскажи я тогда Ирине правду, она — просто по глупости — могла бы случайно выдать меня. Потом Харьков… новые товарищи… снова подпольный кружок… вступление в партию, учеба, работа…

Знал: Ирина здорова. А о том, как и чем сестра живет, о чем мечтает, — да чего греха таить! — об этом не думал. Не думал ни разу, подло, легкомысленно, преступно не думал. А ведь давал обещание отцу, когда он умирал..

С этими мыслями дошел я до «Тихой долины». На душе было погано.

Но вот вошел в бурную кипящую «Долину», встретился с Андреем, с товарищами по десятку, узнал последние новости, — и все, все — Ирина, бабушка, угрызения совести — все провалилось куда-то! Я вместе со всеми с головой ушел в подготовку к надвигающемуся. Андрей в курсе всего, что делается в Смольном (там Петроградский Совет, там Военно-революционный комитет). Его приказания ясны и четки. Сегодня генеральный смотр нашим силам. Всюду митинги: в воинских частях, на заводах. Ясно: огромное большинство на нашей стороне! Подготовка идет везде. Временное правительство рассылает приказы. Но его уже никто не слушает. Оно уже бессильно, обречено…

Потом мы все пошли на митинг в Народный дом. Пока шли туда, — на всех улицах необычайное оживление. То тут, то там внезапные маленькие митинги. Двое-трое прохожих остановятся, заспорят, их сразу обступает толпа. Мы тоже останавливались послушать. Да, среди прохожих на улицах много наших противников, но ведь не в них сила!

Огромный зал Народного дома битком набит. Даже наверху, как-то зацепившись за балки потолка, нависают над залом солдаты и рабочие. Мы с трудом пробились поближе к трибуне.

Никогда этого не забыть! Выходили ораторы. Каждому, кто заикнется против восстания, — крик, свист, не дают говорить. Выйдет кто с призывом к восстанию — мертвая тишина, а потом!.. Казалось, стены не выдержат этой бури! А что было, когда вышел балтийский матрос, делегат от флота, и заявил, что балтийцы скорее погибнут, чем позволят предавать народ. Его на руках снесли с трибуны. И все — весь зал! — дали клятву по первому зову Совета ринуться в бой… Никогда мне этого не забыть!

Сейчас я вернулся домой. Пьяный от радости, от ожидания. Ирина снова уже у себя. Никак мне не удается поговорить с ней! Нянька на меня дуется. А бабушка все в том же положении.

23 октября. Поздно вечером.

Сегодня снова неожиданная встреча. На одном из небольших, стихийно вспыхнувших митингов гляжу: поднимается на трибуну человек. Ба! Старый знакомый!.. Фетровая шляпа, бородка, очки… Я придвинулся ближе… Так ярко вспомнился вагон!

И снова соловьиная песня: «Ждите!.. Победный конец… Ждите!.. Учредительное собрание… Ждите, — все будет… Терпение, еще немного терпения!.. Только не идите за большевиками, они ведут вас к гибели…»

Гляжу на лица. Суровые, изможденные… Прислушиваются… Как будто колеблются…

На этот раз я не выдержал. Как-то помимо моей воли внесло меня на трибуну. И понесло!..

Я крикнул:

— Да, ждите! Ждите, голодные, ждите, гниющие неизвестно за что в окопах! Вместо хлеба и молока кормите своих ребят терпением!

Я не помню сейчас, что я говорил. Слова рвались из меня сами. Говорил что-то об отце, погибшем в ссылке, о тысячах замученных товарищей, об обнищавшей деревне, о гибнущих детях… Говорил и видел: загораются глаза, сжимаются кулаки.

Потом долго не мог прийти в себя. Не помню, как сошел с трибуны. Андрей сжал мне руку, что-то сказал… До сознания моего дошло только слово: «оратор».

Какой я к черту оратор! Просто сердце не выдержало…

…Сегодня виделся с Дмитрием Сабининым. Он обрадовался мне. От него узнал почти обо всех членах нашего гимназического кружка. Кто погиб на войне, кто сейчас на фронте, а кто ушел от революции к врагам. Обидно стало! Ну и черт с ними, нас и без них хватит.

Как быть с Ириной? Мне кажется, нянька оберегает ее от меня, как курица цыпленка от коршуна. Ну, так или иначе, а завтра я вырву время, чтобы рассказать ей все!

Продолжение воспоминаний Ирины Дмитриевны

И еще один день прошел, когда мы совсем не виделись с братом. Я в те дни совсем не могла учиться, я места себе не находила. Болезнь бабушки, тревога за нее, приезд Володи, все его странное поведение, разговор о тайне, которую я никак не могу узнать, непрерывные слухи о каких-то надвигающихся ужасах — все это совершенно выбивало меня из колеи.

Но вечером 24-го мы, наконец, встретились с Володей. Вместе с ним зашел к нам его друг Андрей. Володя познакомил нас.

— Как она похожа на свою мать! — воскликнул Андрей и, не выпуская моей руки из своей, посмотрел на Володю и прибавил:

— Еще больше похожа, чем ты на отца.