Незабываемое

В свидание Бухарина с Даном, не связанное с его командировкой, а лишь потому, что «просто душа запросила», я не поверила бы и в том случае, если бы не была свидетелем тому, что его не было. Однако я не могу рассчитывать на полное доверие моему свидетельству. Хочу опровергнуть эту ложь воспоминаниями самой же Лидии Осиповны. Она сообщает, что об этом сверхсенсационном тайном свидании и характере разговора, куда более откровенном, чем с Николаевским, Дан никому не сообщил: «даже Николаевскому, которому было бы всего естественнее знать об этом, ибо считал, что это может стать как-нибудь опасным для Бухарина». Следовательно, можно предположить, что Дан не доверял Николаевскому… Между тем, как Дан «берег» и Бухарина, и Рыкова, он доказал публикацией «Письма старого большевика» в «Социалистическом вестнике», редактором которого был.

Дан скончался в 1947 году, через 9 лет после казни Бухарина. Опасаться неприятности для Бухарина уже не приходилось. Но тайну свидания с Бухариным и его пророческий разговор с ним: «Сталин всех нас сожрет» — Дан унес с собой в могилу. А казалось бы, самое время после расстрела Бухарина рассказать о точном прогнозе Бухарина. Почему же Дан промолчал? Очевидно, потому промолчал, что не произошло того, чего произойти не могло.

Настораживают и другие необъяснимые «воспоминания» жены Дана. В них можно прочесть: «…но хотя власти несомненно знали, по крайней мере, о свидании и переговорах в «Лютеции», о свиданиях там и других с Николаевским и Даном, на процессе об этом не было ни слова упомянуто». Это противоречит действительным обвинениям на процессе, предъявленным Бухарину и Рыкову.

Самому Ф. И. Дану приписывали интервенционистские намерения против Советского Союза. Обвиняемый Чернов, бывший наркомзем и бывший меньшевик, на чем акцентировал внимание Генеральный прокурор Вышинский («Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?»), в своих фантастических показаниях заявил, что Ф. И. Дан — немецкий шпион, агент немецкой разведки; наконец, Рыков и Бухарин якобы были связаны с представителями II Интернационала в преступных целях через Николаевского.

Мне не удалось выяснить, действительно ли рукопись этих воспоминаний хранится в Британском музее, как пояснялось в предисловии к посмертной публикации Л. О. Дан. Если же такая запись существует и она собственноручная, то можно лишь выразить сожаление, что сестра Ю. О. Мартова, нравственные качества которого заслуженно ценились и его политическими противниками, пошла на такую фальсификацию. Я сомневаюсь в этом.

Огорчение Бухарина в связи с безрезультатной командировкой было кратковременным, а после разговора со Сталиным и его слов: «Не волнуйся, Николай, архив приобретем, они еще уступят…» (в цене) — осталось позади. Н. И. жил обычной для него жизнью: увлеченный работой в редакции «Известий», в Академии наук, в комиссии по выработке новой Конституции. После приезда из Парижа ничто не омрачало его настроения. Через несколько дней после возвращения у нас родился сын, и сорокасемилетний отец пребывал в состоянии радостного возбуждения, он был счастлив — буквально ликовал! Н. И. и заподозрить не мог, какая тяжкая судьба ждет сына, его беспокоило другое. «Юрочка! — воскликнул он однажды полушутя. — Я опасаюсь, когда ты вырастешь, из меня песок сыпаться будет и я не смогу с тобой походить по лесу, поохотиться! Нет, нет, — рассеял он сам свое опасение, — я долго буду крепким, мы еще с тобой по лесу побродим, я тебе много интересного расскажу». Его знание русского леса можно сравнить разве что с пришвинским.

Вскоре после рождения ребенка мы уехали за город. Жили возле станции Сходня, где находились дачи, принадлежащие редакции «Известий». Невдалеке от нас была дача Карла Радека. Это было единственное лето, когда в связи с рождением ребенка Н. И. в течение двух месяцев приезжал на дачу ежедневно, часто глубокой ночью, после окончания работы в редакции. Дачи, где Н. И. жил бы постоянно, у него никогда не было. Наездами он бывал в Горках Ленинских, у Сталина в Зубалове (середина 20-х годов — до 1928 г.), у Рыкова в Валуеве — там, рядом, был осиновый лес, и Н. И. устремлялся на охоту за рябчиками. Наконец, на даче у моего отца в Серебряном бору. Бухарин был весь движение, и дачный образ жизни был не в его характере.

В начале августа Н. И. получил отпуск и решил отправиться на Памир. Памир — его давнишняя мечта. После недолгих колебаний: отложить ли поездку до следующего года, так как из-за ребенка я поехать с ним не могла, или же ехать сейчас — мы пришли к выводу, что отсрочка не имеет смысла. Год напряженной работы требовал отдыха. Разрядка, воссоединение с природой были для него необходимы. А вместе, как мы полагали, успеем еще попутешествовать…