Незафиксированность

В отделе их встретил Колпак с улыбкой – настолько лицемерной, что Кирилла передёрнуло.

– У нас всё плохо? – улыбался Колпак. В его интонации не было ни капли беспокойства.

– Не знаю, – ответил проверяющий. Он посмотрел на экран ноутбука, и вся его бесстрастность слетела к чёртовой матери. Он вылупился на увиденное и проговорил с неистовым возмущением:

– Почему у вас на ведомственном ноутбуке установлена иностранная операционная система?

Никто не решился ему ответить.

– Вы под суд хотите?

У Кирилла разболелось сердце. Он ни о чём не думал, он просто стоял. Проверяющий пододвинул к себе стул:

– Дайте я сяду.

И в ту же секунду как он взялся за телефон, чтобы сделать снимок, оглушительно запищали бесперебойники, экраны ноутбуков вспыхнули белым светом, что-то громко щёлкнуло и электричество погасло – полностью. В темноте раздался голос Колпака:

– Кирилл, посмотри что там в щитке. Опять, наверно, предохранитель выбило.

Интерлюдия № 2

Встреча с Евгенией обошлась Кириллу в пять тысяч рублей. Молодая милая девушка, излишне на взгляд Кирилла деловитая для такой сферы, встретила его в нижнем белье. Рассматривая гостя, наблюдая за ним, она курила айкос. В её квартире пахло благовониями. Где-то под кроватью царапал коготками котёнок. Перед началом Евгения сказала:

– Трусы на тумбочку клади, не оставляй на полу, а то котёнок утащит. Один уже без трусов ушёл.

Она поманила котёнка и ласково прижала к себе, потом отпустила в коридор.

– Беги отсюда, тут восемнадцать плюс.

Кириллу девушка не очень понравилась, она была слишком худой, на фото этого не было заметно.

– Я так в первый раз, – сказал он.

На её лице отразился страх.

– В смысле за деньги.

– А, – девушка расслабилась. – А почему решил?

– Среда заела.

– Ты военный? Обычно военных среда заедает.

– Не совсем. Я в полиции работаю, но я не полицейский.

– Мне интересна мужская психология, поэтому и спрашиваю.

Во время разговора она смотрела в телефон, набирая сообщение. Кирилл коснулся её лифчика.

– Можешь снять.

Девушка разделась, опять взяла телефон и надиктовала:

– Ты определись, ты хочешь на час или на два? И что значит комфортно? Это моя работа.

– Деловая, – сказал Кирилл.

– Бабки сами себя не заработают.

– Долго у тебя эта профессия?

– Почти год. Как я в Крым переехала. Он уже стал для меня родным.

Евгения отложила телефон подальше и легла рядом с Кириллом.

– Ну, как ты хочешь?

У них случился волшебный акт. Столь полного чувственного наслаждения Кирилл не испытывал очень давно. Ответственность, что висела на нём, множество обязанностей, проблемы, засевшие глубоко в душе метания – всё сгорело в тот момент, когда он и Евгения полностью раскрылись друг другу.

Кирилл не хотел ничего вспоминать. Он раскинулся на кровати довольный и изнеженный. Девушка ушла в ванную, и он позвал к себе котёнка:

– Кис, кис, кис.

Ненароком он увидел своё отражение в зеркале. Ему померещилось, будто глаза его приобрели тёмно-красный цвет – цвет обложки заграничного паспорта. Добавить тут было нечего, кроме слов, которые прозвучали несколько минут назад: это. моя. работа.

Последствия

Кирилл вышел из здания ФСБ. На него только что составили административный протокол. Ему обещали, что протокол этот нигде не всплывёт. Там вошли в положение.

Кирилл направился в парк, где вздремнул на лавочке. Он проснулся таким же уставшим, каким и был. Он подумал, что тот, кто верит в организацию, неизбежно и себя видит не иначе как внутри организации – на той или иной ступени иерархии, на той или иной должности. Так внутри обесчеловеченной машины рождается душа – и уже невозможно уйти от стремления утвердить себя в рамках организации.

В тот же день он написал заявление на увольнение. Отработал он до конца месяца (благо оставалось чуть больше недели), и в последний вечер, в 18.05, вышел на улицу, зная, что теперь он свободен. Он ничего не видел в своём будущем. Он смотрел в пустое небо, и ужас охватывал его.

Hello Kitty!

Девочки сидели за уличным столиком кафе. Они щебетали как пташки. Лиза говорила:

– Мне это далось тяжело, но ты сама понимаешь – стерпится-слюбится.

Оля отвечала:

– Дура.

На столике стояли два высоких стакана с чаем – сладкий цитрусовый чай для Лизы и обычный чёрный, крепко заваренный и без сахара для Ольги. Там же красовались и две тарелочки с десертами: на одной облитые густой сгущёнкой тёплые сырники, на другой – нетронутый кусочек торта «Наполеон».

Был разгар дня, солнце находилось в зените. Улицы утопали в сложном запахе весеннего города – в нём улавливались цветение каштанов и прохлада сухого фонтана, мягкое дыхание выпечки и сладость майской клубники. Рядом с фонтаном дурачились мокрые с ног до головы ребятишки.

Оля хотела быть такой же беззаботной как дети… Она старалась улыбаться и щебетать, но раз за разом приходил миг, когда на лицо её тенью ложилось смятение.

Оля отхлебнула крепкий чай и сказала:

– Не понимаю тебя.

– Но это же моё решение. Мне с последствиями и возиться, – ответила Лиза и измазала в сгущёнке сырник.

– Может надо было подождать?