Незаконная планета

Селеногорск взбудоражен. Впечатление – будто все посходили с ума. Утром столкнулась в коридоре с Костей Веригиным и подумала, что, может быть, пригодится моя медицина. У него были красные, воспаленные глаза и вообще, будь это на Земле, я сказала бы – вид лунатика.

Я предложила ему выпить рябинового экстракту, но Костя отмахнулся и побежал в радиорубку.

Сегодня начинается полноземлие. Не знаю, с чем сравнить эффект огромной, ослепительно-яркой Земли на бездонном лунном небе. Давно я заметила, что с наступлением полноземлия наши ребята взвинчиваются. Да и мне становится как-то не по себе, даром что я уже около четырех лет живу в этой пещере, выдолбленной во внешнем склоне кратера Эратосфена: беспричинное возбуждение сменяется беспричинной же грустью, и все время хочется пить. Воздействие сильного света, идущего от Земли? Да, конечно, но – не только. Есть несколько исследований о влиянии полноземлия на психику обитателей Луны. А у меня – свои наблюдения, кое-какие идеи. Но никак не могу заставить себя взяться за эту тему по-настоящему.

Вообще же работы у меня не много. В Селеногорске никто не болеет, если не считать Шандора Саллаи, у которого иногда побаливает новая печень. Но так и должно быть, пока печень «осваивается». Да и Шандор все реже прилетает в свою лунную обсерваторию. Моя практика почти полностью исчерпывается врачеванием ушибов и вывихов. Наши селенологи, особенно Володя Перегудов, не любят тратить время на передвижение: предпочитают прыжки. Завели скверное обыкновение таскать на спине, поверх скафандра, мешок с какой-то полужидкостью и баллончик с газом. Открывают краны, струйка этой дряни в струе газа сразу твердеет и превращается в веревку. Прыгают в пропасть, а струйка-веревка тянется, как нить у паука. А если что не сработало – прыгуна приносят ко мне на ремонт.

Ушибы, вывихи, растяжения… Иногда думаю: не растрачиваю ли жизнь бесцельно, сидя здесь, в Селеногорске? Но что делать, если жизнь не удалась? На Землю меня, во всяком случае, не тянет.

Только вот беда: слишком много свободного времени, девать некуда. Потому, наверно, и завела дневник.

За завтраком сегодня только и слышно было: «тау-частицы, тау-поток». Кажется, один Алеша Морозов сохранял спокойствие. Он улыбнулся мне и сказал:

– С наступающим, Марта.

Я вспомнила, что завтра – День космонавтики…

В столовую вошел Виктор Чернецкий. Глаза воспалены, волосы не чесаны. Видно, прямо с вахты у большого инкрата. Все так и накинулись на него:

– Ну, что, Витя? Как Стрелец?

– Стрелец полыхает, – сказал Виктор и, сморщившись, потер глаза.

Я попросила Алешу вразумительно рассказать, что, собственно, произошло. Он стал объяснять, но то ли потому, что говорил он с набитым ртом, то ли потому, что я плохо в этих делах разбираюсь, но я не все поняла. Задолго до пика Активной Материи обнаружен мощный поток тау-частиц. Он идет со стороны Стрельца, и можно поэтому предположить, что выброс исходит из центра Галактики. Но есть еще одно обстоятельство: как раз в созвездии Стрельца теперь проходит Плутон, он страшно медленно плывет по своей огромной орбите, и, судя по углу рассеяния тау-потока, его источник может находиться именно на Плутоне.

– Не понимаю, – сказала я. – Всегда считалось, что тау-излучение рождается звездной активностью, – при чем же здесь Плутон?

Тут Алеша сел на своего любимого конька – я имею в виду «Плутоновые дневники» Юджина Морриса. Я знаю, что Алеша был последним, кто разговаривал с этим планетологом, которого при жизни не признавали, а после смерти (точнее, после издания его «Дневников») вдруг объявили чуть ли не пророком. И будто бы вот – сбывается его пророчество. Будто на Плутоне действительно существует «Дерево», или даже «деревья», у которых пятнадцатилетний цикл развития (или роста?). Каждые пятнадцать лет они разрушаются, а потом начинают расти опять. Через каждые три цикла (то есть 45 лет) разрушение сопровождается сильным выбросом энергии, и вот – точно в предсказанный Моррисом срок этот выброс и происходит.

– Значит, полыхает вовсе не Стрелец, а Плутон? – спросила я.

– Да, Плутон. Но не все с этим согласны.

– Еще бы! Мне, например, трудно представить себе деревья, разрушающиеся с выбросом энергии.

– Не только тебе, – усмехнулся Алеша и подлил кофе в мою чашку. – Даже старый Шандор недоумевает. А мы полетим и посмотрим.

Я промолчала.

– Тут будет большой спор, – продолжал Алеша. – Завтра прибывает тьма космогонистов – Ларин, Крафт, Буров с Храмцовой.

Вот как, прилетает Инна! Давно я ее не видела.

– Четырнадцатого мы стартуем, – сказал Алеша и посмотрел на меня. – Слышишь, Марта?

– Слышу.

– Четырнадцатого, – повторил он. – Это через два дня.

Я почувствовала, что сейчас он опять начнет трудный для меня и ненужный разговор. Не допив кофе, я поднялась и ушла, сославшись на срочное дело.

У меня и вправду было срочное дело, и Алеша даже представить себе не смог бы, насколько близко оно его касалось. Началось с того, что рано утром, перед завтраком, ко мне пришел Прошин. Петр Иванович Прошин, командир Второй Плутоновой.