Многое из рассказанного в этой книге может показаться молодому российскому читателю чуждым и не вполне понятным – и в силу исторической дистанции, и в силу разности опыта, пройденного странами Центральной Европы после распада «Восточного блока» в самом начале 1990-х годов.
Первое, что стремились демонтировать сторонники демократических перемен как в СССР, так и в странах, находившихся в его орбите, были секретные службы, как бы они ни назывались: КГБ, Штази, Секуритате, «Статни беспечност» или, как в случае Венгрии, отдел III/III Министерства внутренних дел, – чтобы разоблачить и показать во всех подробностях ту работу по уничтожению нормальных общественных связей и человеческого достоинства, которую эти службы вели. Сейчас уже видно, насколько успешно реализовались эти усилия в разных странах.
В Германии над восстановлением изрезанных в шредерах архивов Штази все эти годы трудился целый институт, и доступ к документам на себя самих получили миллионы людей. Плоды этой деятельности видны не только в воспоминаниях бывших объектов слежки, теперь документально подкрепленных[158], или в философских раздумьях над моральными аспектами сотрудничества[159], но и в самой что ни на есть популярной культуре: кто не смотрел фильм фон Доннерсмарка «Жизнь других» (2006)?
В Польше и Чехии были созданы соответственно Институт национальной памяти и Институт исследования тоталитарных режимов, работающие с архивами госбезопасности. В Чехии есть, кроме того, оцифрованный устный архив «Память народа»; в нем собраны интервью самых разных людей о взаимодействии со спецслужбами, так что любой желающий может ознакомиться с типичными и нетипичными ситуациями вербовки и составить свое представление о том, как непросто было остаться честным и сохранить достоинство в этот период. Своя институция есть и в Венгрии – тот самый Исторический архив служб национальной безопасности, куда как на работу ходил при написании этой книги Андраш Форгач.
А вот архивы КГБ открыты для исследователей лишь в трех Балтийских республиках и в Украине. Бывает, что документы из этих архивов публикуются по-русски, – но для россиян они никогда не приобретут той личной силы, которая только и может заставить серьезно задуматься о прошлом обычного человека и гражданина, а не специалиста-историка. В нынешних российских условиях читатели могут узнать о подобном личном опыте только от центральноевропейских авторов – тем важнее переводы таких книг.
Общественные дискуссии и даже скандалы, связанные с сотрудничеством известных и уважаемых людей с органами, то и дело вспыхивают в странах Центральной Европы на протяжении двадцати лет. Порой их отголоски доходят и до России: кто-то слышал, что информатором спецслужб был венгерский кинорежиссер Иштван Сабо, многие помнят резкую отповедь бывшего президента Польши Леха Валенсы в ответ на обнаруженные не так давно протоколы с его подписью. В каждой стране – своя особенная боль: в Чехии с ужасом восприняли известие о том, что со спецслужбами сотрудничал писатель и философ, икона национального андеграунда Эгон Бонди, целый ряд венгерских печальных открытий упоминает в третьей части этой книги сам Андраш Форгач.
В Венгрии, однако, эта тема уже нашла свое классическое выражение в романе Петера Эстерхази «Исправленное издание»[160]. Эстерхази, потомок одной из самых влиятельных и богатых аристократических семей Центральной Европы, десять лет посвятил созданию своего
Тем не менее смелость эта себя оправдала: хотя родители Форгача, как и отец Эстерхази, сотрудничали с венгерскими спецслужбами, они были совсем другими людьми – евреями, счастливо избежавшими гибели в Холокосте, и к тому же коммунистами, то есть горячими сторонниками режима, установившегося в Венгрии после войны, а не злейшими классовыми врагами. Они делали то, что делали, совсем по другим причинам, нежели граф Матяш Эстерхази, а их сын Андраш Форгач написал совсем не похожую на «Исправленное издание» книгу. В ней нет рассуждений о многовековой истории страны и ответственности за нее, зато много размышлений о бездомности, беспомощности и любви, которая всегда оказывается обманутой.