Незамеченное поколение

К несчастью, именно эти антидемократические и противоречившие всему духу «персонализма» утверждения Бердяева имели наибольшее влияние на идейные поиски эмиграции, толкая евразийство и более поздние пореволюционные течения к соблазнам красного, черного и коричневого фашизма. Опасность скатывания то в большевизм, то в русский национал-социализм постоянно подстерегала участников этих движений. Многие из них последовательно прошли через искушения и фашизма и советского патриотизма.

Идеи «Нового средневековья» влияли не только на пореволюционные течения, но и на далекие от всякой политики интеллектуальные кружки молодых «любомудров» и литераторов. Некоторые романы начинающих эмигрантских писателей были проникнуты таким же, как в «Новом средневековьи» духом гневного пророческого обличения всей современной демократической цивилизации, такой же безумной и легкомысленной жаждой ее гибели, таким же максимализмом страстной тоской по конечному и радикальному преображению мира.

Многими своими сторонами «Новое средневековье» и евразийство соприкасались с широко распространенными в те годы национал-большевистскими настроениями, порожденными идеей, что, вопреки своей воле, большевики стихийно творят нужное дело и революционный кризис приведет к «выпрямлению русской исторической линии». Из этих настроений вышло сменовеховство, но они встречались и в самых непримиримых крайне правых кругах, где многие рассуждали на подобие генерала из книги С. Булгакова «На пиру богов»:

«Уж очень отвратительна одна эта мысль об окадеченной «конституционно-демократической» России.

Нет, лучше уж большевики: style russe, сарынь на кичку. Да из этого еще может и толк выйти, им за один разгон Учредительного Собрания, этой пошлости всероссийской, памятники надо возвести. А вот из мертвой хватки господ кадетов России живою не выбраться б».

Князь Ю. А. Ширинский-Шихматов, по прямой линии потомок Чингизхана, бывший кавалергард и военный летчик, в эмиграции шофер такси, стал первым проповедником национал-большевизма, или, как он сам говорил, «национал-максимализма». В основных своих утверждениях Ширинский был продолжателем идейной традиции, основанной на вере в мессианское призвание России. Считая русский народ избранным народом Божиим, Ширинский сравнивал его судьбу с судьбой другого народа, «отмеченного печатью избранничества»: