Незаменимый вор

Бочаров немедленно проглотил трубку и заявил, что сыт, но из уважения к Савелию Лукичу готов позавтракать и вдругорядь. Конрад Карлович, кряхтя, тоже изъявил готовность:

— Сию минуту присоединюсь к вам, господа. Вот только завершу… туалет.

— Ну разумеется, доктор! Однако, помните, что мы ждем вас с нетерпением… — Савелий Лукич, а за ним и Бочаров удалились. На минуту в комнате установилась тишина, только под потолком, устраиваясь поудобнее, возился высоко поставленный доктор.

Первой подала голос Ольга:

— Ну и как он тебе? — спросила она Гонзо.

— Довольно бесцеремонный тип, — пропыхтел Христофор. — Только не понимаю, как ему удалось выбраться из бутыли?

— Кому удалось?

— Ну этому… Бочарову. Петру Силычу.

— Ну что ты, Христо! Петр Силыч Бочаров запечатан и по-прежнему содержится в подвале собственного дома. Это совершенно очевидно.

— Пардон! Кто же тогда только что вышел из этой комнаты?

— Неужели ты до сих пор не понял? Ведь это Он!

— Кто — Он?

— Ифрит!

— Да с чего ты взяла?

— А ты что же, ничего не заметил?

— Н-нет…

— Ничего необычного?

— Да нет же! Граф, скажите ей!

Граф — кучер неопределенно пошевелил усами.

— Ну… Не знаю я… Барин как барин. Все они одинаковые…

— Ах, все одинаковые? Прекрасно! — Ольга щелкнула пальцами.

Христофор вдруг сорвался с потолка и вместе с креслом грянулся об пол. Некоторое время он только хлопал глазами, испуганно озираясь.

— А теперь вспоминай, вспоминай! — Ольга взяла его за ворот халата и как следует встряхнула. — Все одинаковые, да? Все дым из ушей пускают? Все от пальца прикуривают? Ну?

Христофор помотал головой, взглядом измерил расстояние до потолка и, наконец, произнес:

— Вот сукин сын! Опять обморочил!

— Ну то-то же! — Ольга выпустила Христофора и повернулась к графу. — Джек, ты все понял?

— Ну еще бы! — граф невольно отодвинулся.

— А я не все! — упрямо мотнул головой Христофор.

— Чего же ты, Гонзик, не понял?

— Как нам дальше себя вести, чтобы паренька этого изловить?

— Очень просто. Веди себя с ним так, будто он настоящий П. С. Бочаров, а никакой не ифрит.

— А вдруг он заметит, что мы догадались?

— Не заметит! Он и сам не догадывается.

Христофор уставился на Ольгу.

— Ты… о чем это?

Ольга махнула красивой рукой.

— Нам давно надо было сообразить, что в незнакомой обстановке ифрит будет в первую очередь подчиняться инстинктам. А главный инстинкт у него — какой?

— Какой? — живо спросил Христофор.

Ольга подняла палец.

— Мимикрический! Инстинкт маскировки. Вот он и замаскировался…

— Под Бочарова! — воскликнул Христофор.

Ольга кивнула.

— Наверное, старик сам откупоривал бутылку или оказался ближе других, когда джинн вырвался на свободу. Всех, кто был в доме, он тут же запечатал, чтобы не мешали, а с хозяина еще и копию снял. Да какую копию! Во всех подробностях, внешних и внутренних. Теперь наш ифрит искренне считает себя помещиком Петром Силычем Бочаровым. У него бочаровское лицо, тело со всеми болезнями, но бессмертное, бочаровский характер, привычки и желания — у ифритов ведь нет собственных интересов в нашем мире… А ты обратил внимание на характерную фразочку: "Мой лес!"? Не правда ли, что-то очень знакомое? Одним словом, это все тот же Бочаров, только гораздо более могущественный. Он продолжает тяжбы с соседями, но методы использует свои, сверхъестественные, и для начала решил запугать всю округу, чтобы никто на его лес не претендовал.

— Н-да-а… — протянул Гонзо. — Типчик. Теперь мне понятно, кто у Турицына украл девчонку и перепугал до смерти сторожа. И таких, вы говорите, у вас целый ящик — по одному в каждой бутылке?

Ольга неопределенно пожала плечами.

— Ну да… в общем. И нам нужно торопиться, пока они еще не все на свободе!

— Торопиться нужно, — согласился Христофор, — но не спеша…

Он осторожно выбрался из кресла, несколько пострадавшего при падении.

— Ладно! Пойдем, посмотрим на вашего Наполеона.

— Минуточку! — остановил его граф. — У меня вот тоже возник вопрос.

Видно было, что высокородный кучер, которому так и не удалось принять участие в дискуссии, чувствовал себя обиженным.

— Ну? — повернулась к нему Ольга.

Джек Милдэм нахмурил брови и глубокомысленно произнес:

— Как же он все-таки дым из ушей пускает?

* * *

Завтрак, накрытый в столовой зале Савелия Лукича, более напоминал торжественный обед где-нибудь в губернаторском доме. Впрочем, и время для завтрака было уже слишком позднее.

Вошедшему в столовую Конраду Карловичу видно было вдруг, что хозяин, движимый побуждениями гостеприимства, а может и не только ими, собрался закатить настоящий пир. На столе, покрытом крахмальной скатертью, словно гвардейцы в каре, выстроились бутылки и разноцветные графины. Буфетчик ловко выставлял возле каждого прибора по целому строю бокалов и рюмок всех размеров. С кухни доносился звон, шкворчание и частый стук ножей. Порою оттуда в столовую, вслед за пробегающим слугой, проникали душистые пары самого аппетитного свойства.

Хозяин с Петром Силычем стояли у столика с закусками и под темную наливку, заедаемую паюсной икрой, беседовали о недавней игре у земского судьи.