Незаметные истории, или Путешествие на блошиный рынок (Записки дилетантов)

Мы дистанцировались также от эссенциалистской традиции исторического исследования, которая превалировала в советское время и вновь набирает обороты в преподавании, проектной деятельности и исторической политике последних лет. Согласно ей, историк имеет непосредственное дело с «реальностью», а не с ее следами, остатками и посредниками. Нарратив якобы следует за непреложными «объективными» фактами и закономерностями, а авторское вмешательство исследователя в его «течение» представляет собой антинаучное святотатство и фальсификацию. Именно такая историческая наука отстаивает принципы «научности», «объективности» и «историзма», воспринимает автора как нейтрального «летописца», обязанного изгнать субъективность как помеху честному исследованию. Именно она отрицает ценность исследовательской авторефлексии и, более того, любой методологии по ту сторону простодушного позитивизма. Такая наука выстраивает иерархию источников по принципу надежности и достоверности, расценивает результаты научной деятельности в категориях «истинности – ложности», воздвигает дисциплинарные границы и блюдет «чистоту рядов».

Нет, такую книгу мы писать не хотели.

Что мы задумывали: предыстория и границы исследования

Нам важно познакомить читателя не только с результатом исследования, но и с его течением, с событиями и обстоятельствами, менявшими замысел, ход мыслей, логику и стилистику их воплощения и изложения.

Есть общая закономерность, – писал один из столпов социологии знания Альфред Шютц, – каждый, кто пытается записать свои тщательно обдуманные мысли… обнаружит, что во время записывания возникают новые важные темы, которые упорядочивают и шлифуют мысль. Результатом становится то, что готовый продукт неизбежно выглядит иначе, чем замысел. Общий принцип теории действия в том и состоит, что исполненное действие отличается от задуманного[25].

От первоначальной идеи написать вымышленную историю реальных вещей, найденных и приобретенных на блошином рынке, пришлось отказаться в пользу истории «плавания» по блошиному рынку в сопровождении опытного «лоцмана», уверенно ведущего по фарватеру неписаных, но непреложных правил и обходящего все подводные камни.

После неожиданной смерти надежного провожатого нам потребовалось по-новому, кардинально переосмыслить наш проект. Теперь задача виделась нам не в том, чтобы с помощью опытного следопыта расследовать жизнедеятельность блошиного рынка. Мы решили пойти в противоположном направлении: разузнать о жизни и смерти нашего «проводника» через изучение места его обитания.

Однако по ходу работы над книгой ее тематика стремительно расширялась за счет многочисленных проблем и разнообразных сюжетов повседневного обращения «обычных» людей с материальными следами прошлого. Первоначальное авторство превратилось в соавторство. Нам стоило усилий ограничивать рассматриваемую проблематику. Не без сожаления были отсечены многие сюжеты, которые грозили сделать исследование необозримым и бесконечным. В книге практически не затрагивается ряд тем центральных для публичной истории – истории популяризаторского обращения профессионалов к прошлому, равно как и непрофессиональной переработки былого. К таким обойденным в книге темам относится, например, инструментализация вещественных следов прошлого в историческом романе и киносериале, в детских игрушках и взрослых исторических реконструкциях.

* * *

В самоограничении мы руководствовались несколькими соображениями. Во-первых, наличие исследований, затрагивающих эти и многие другие практики публичной и прикладной истории, избавляло нас от необходимости специального обращения к ним[26].

Во-вторых, поле нашего интереса ограничено двумя странами – Германией[27] и, в меньшей степени, Россией. В книге лишь упоминаются, например, парижские и лондонские блошиные рынки, имеющие репутацию самых богатых и интересных. При этом термин «блошиный рынок» используется как понятие, синонимичное «барахолке», «толкучке» и другим обозначениям рынка под крышей или под открытым небом, который в различном сочетании выставляет на продажу бывшие в употреблении предметы[28]. Важным, однако, для ограничения объекта исследования является хотя бы минимальный шанс, что на такой рынок попадут предметы старины. Поэтому из поля внимания исключены рынки товаров из складских остатков и новых товаров мелких производителей, иногда также именуемые «блошиными рынками». С таким явлением мы, к нашему разочарованию, столкнулись в Италии, на огромных субботних «блошиных рынках» в Больцано, Форли и Римини.