Катя взяла в руки вилку. На вилке стояла проба. Серебро. Ну это и так понятно. Тяжелое, но удобное в руке.
– Это серебро, – сказала Катя. – Лучше продайте. Мы отвыкли от тяжелых приборов, да и за них вам дадут хорошие деньги.
– А тебе, Кать, не надо? – жалобным голосом спросила Раиса. – Ну чтоб уж все, до кучи? Сколько дашь, то и хорошо, торговаться не буду.
Катя покачала головой:
– Нет, спасибо, мне точно не надо.
Раиса расстроилась:
– Ну ладно, давай там, что у тебя. Устала я, ложиться пора. Завтра с утра покупатели придут. Опять суета. Будем закругляться.
И вправду пора. Катя почувствовала ужасную усталость. А еще дорога домой. Сколько она займет – никому не известно…
И как дотащить все это добро до машины?
– Сколько вы за это хотите? – спросила она, чувствуя неловкость.
– Ой, Кать! Не знаю. Сколько дашь, столько и дашь! Откуда мне знать? Это ты житель столичный и в ценах разбираешься. Мне все равно. Кто заберет, тот и заберет, я за ценой не стою. Мне бы, я тебе говорила, поскорее квартиру освободить, сдать и уехать. А на все остальное плевать. Что мне за ценами гнаться? Это не я покупала, не мне и торговаться.
Катя открыла кошелек и пересчитала деньги. Маловато. В боковом отделении лежала долларовая заначка, что называется, на всякий случай. Катя взяла двести долларов, и, присовокупив к рублям, протянула Раисе.
– А насчет картины не знаю, – честно сказала Катя. – Узнаю, приценюсь, и, если и мне, и вам подойдет, – заберу.
Раиса молча пошла в спальню и вернулась с картиной.
– Забирай, на что мне она? Я и красоты в ней не вижу. И вообще – куда мне картина? Знаешь, что у нас красота? Ковер на стене! Бери, Катерина. Я ж вижу, она тебе пришлась. Бери как подарок. От Мильки и от тети Раи, на память. Ты ж у меня покупатель оптовый. Да и девка ты хорошая, я это вижу! Бери на счастье, вдруг поможет?
И, как Катя ни отказывалась, как ни уговаривала, все было бесполезно.
Справилась. Как всегда справилась. Пять ходок – и справилась, благо в машине хороший багажник. И тумбочка влезла, и всякая мелочь. Бюро упихала в салон, на заднее сиденье.
Дурная голова – ногам работа, как говорила бабушка.
Конечно, можно было подождать до завтра, а завтра подпрячь соседа Славика, старого дружка, тот не откажет. Или Верке постучать по башке, ее идея.
Но Катя представила: субботний день – и снова в машину, и Веркину критику, хотя сама напросилась. А если у Славика дела? Конечно, есть Чемоданов. Но Чемоданов наверняка
Последняя ходка – и все. В коридоре, прислонясь к стенке, зевала Раиса.
На прощанье она попросила вынести на помойку пакет с очередным барахлом и
– С квитанциями? – переспросила Катя. – А вы уверены, что они не нужны?
Раиса убедила ее, что бумажки столетние, ненужные, с восьмидесятых годов. Милька ничего не выбрасывала, известная барахольщица. Платежки какие-то, открытки старые, тетрадки с расходами – в общем, все на помойку, сил уже нет.
И Раиса протянула Кате старую, разбухшую, довольно объемную сумку. Действительно, ридикюль – когда-то коричневый, но теперь белесый от времени, кожа потертая и потрескавшаяся, поржавевший металлический замок, внутри куча бумаг. Вправду, видимо, эта Эмилия ни с чем не расставалась.
Ну и ладно, контейнер у самого дома, Раиса действительно устала, а Кате все равно по дороге. Простившись, она вызвала лифт.
Закинув в контейнер черный мешок с «Милькиным барахлом», Катя занесла руку, в которой был ридикюль.
Но вдруг замерла, остановилась. «Нет, ридикюль на помойку точно не сегодня, возьму домой, посмотрю. А вдруг там что-нибудь… Ну нельзя же, в конце концов, так: всю человеческую жизнь – и на помойку? Хотя что я могу дам найти? Старые фотографии? А что потом? Куда их девать? На ту же помойку? Ох, зря! Зря сразу не выкинула, – подумала Катя, вставляя ключ зажигания. – Зачем мне чужое прошлое? Хорошо бы разобраться в своем настоящем».
Домой, поскорее домой, к любимой бархатной синей пижамке, к любимой чашке с золотистым лабрадором, в любимую кровать! И спать, спать, спать!
А машину она разгрузит завтра. В подземном гараже ничего не пропадет, сколько раз оставляла.
Открыв дверь в квартиру, Катя испытала истинное счастье – дом, милый дом! С какой любовью она его обустраивала!
Все было продумано до мелочей: цвет стен и дверей, тон паркета, ткань на мягкой мебели, светильники и ковры, картины на стенах, посуда и полотенца.
В свою первую собственную квартиру Катя вложила не только силы и деньги, но и душу. Отсюда и результат – входишь в дом, и в душе разливается радость.
Как долго ждала она эту любимую норку: два года – строительство, почти год ремонт, ну и штрихи, как называла их Катя. Штрихи – это шторы, посуда, картины и всяческие милые сердцу вещи. Например, зеленый венецианский кувшин с узким горлом, или фигурка грустного клоуна, привезенная из Черногории, или керамическая тарелка с видами Иерусалима.