Незавершенная Литургия

Уставший от дорог и волнений, Александр лег на постель в Сашкиной келье, но сон не шел, и он бездумно осматривал развешанные по стенам рисунки, чуть видные в сумеречном свете белой ночи. То, что его сын рисует, он знал, но загруженность на работе и редкие побывки дома не позволяли ему отслеживать развитие Санькиного художественного дарования. Только вот эта вынужденная жизненная пауза позволила приглядеться к его рисункам повнимательнее. Это были неплохие акварели, замечательная графика, выполненная тушью, карандашные наброски. Импровизированный вернисаж увлек его настолько, что он поднялся с кровати и включил свет. Лампочка без абажура ярко зажгла краски. С картинок открывался удивительный, фантастический мир детской души. Сюжетов было несколько, но преобладающими были два, каждый раз по-новому повторяющиеся в разных произведениях: утопающая в водах церковь и лицо миловидной девушки. В плывущей по водам церкви Александр без труда узнал храм Покрова, что стоит на острове посреди Волго-Балта в пяти километрах отсюда, а девичий лик был ему незнаком; это была не девушка вообще, а какая-то знакомая художнику девица, потому как она на всех рисунках была одна и та же, словно она ему позировала. «Да он влюбился!» – подумал Александр, вглядываясь в лицо незнакомки. Оно напоминало ему врубелевскую Царевну-Лебедь с глубокими, бездонными глазами, наполненными непередаваемой грустью.

Тут же вокруг виднелись следы творческой деятельности – пестрые листки с пробными мазками – и инструменты: краски, карандаши, баночки с тушью, кисти разных номеров. Было в этом беспорядке невидимое присутствие самого художника. Вспомнилось о Сашкиной отлучке. Александр бросил взгляд на часы. Ходики с кукушкой показывали половину третьего. Глаза слипались, но чувство беспокойства невольно шевельнулось в душе: «Где его, правда, носит?»

Отец в соседней комнате негромко храпел, закинув за голову руку. На краю постели, чуть прикрыв глаза, нес ночную вахту толстый серый кот. За окнами уже брезжил рассвет. На улице стало тихо. «Может, он домой подался?» Александр присел за Сашкин стол и увидел толстую тетрадь в синих корочках, на которой со всей тщательностью было выведено: «Краеведение». Он взял тетрадку и пролистал. Она, оказалось, была испещрена записями. Размашистым почерком Сашка выводил абзац за абзацем, разными ручками и с разной старательностью. Из прочитанного следовало, что на занятиях школьного краеведческого кружка «Истоки» он выбрал тему для исследования «Покровская церковь. История храма на острове». Листки в клеточку стали исторической летописью храма, а сам летописец оказался столь же одарен умением описывать события словесно, как он это делал и живописно. Время текло медленно, сон куда-то улетучился, и, пристроившись у настольной лампы, Александр с пухлой тетрадкой расположился на кровати.

* * *

«Место это было обжито древним человеком в глубокой древности. Археологи, проводившие здесь исследования еще в 20-х годах, предположили, что первые стоянки в районе Покровского погоста появились 9000–9300 лет назад – в период стабилизации климатических условий, последовавший за отступлением ледника и обмелением послеледниковых водоемов. Мезолитические находки обнаружены в раскопах и собраны с размываемых участков правого берега реки Шексны на протяжении более 200 метров.

Это была культура охотников, рыболовов и собирателей. В культурном слое обнаружены сотни костей, преимущественно бобра, а также лося, лисицы, собаки и множество полуистлевших рыбьих костей. Найдены следы кострищ и хозяйственные ямы с охотничьим и бытовым инвентарем – каменными ножами, скребками, проколками, сверлами, наконечниками стрел, изделиями из кости и рога – рыболовными крючками, гарпунами, зубчатыми остриями.

На дореволюционных картах это место называлось Бабьим островом. Это позволяет предположить, что на этом месте существовало древнее святилище и стоял идол – Каменная Баба, сложенная из валунов подобно тому, как сейчас дети лепят снежную бабу. Это было следствием распространенного в эпоху каменного века одного из самых древних религиозных культов – культа Богини-Матери. Баба эта – идол всеобщей прародительницы. Древние верили, что из ее лона вышли растения, животные и люди. Поэтому в мышлении первобытного человека жило чувство родства, которое связывает все живые существа. Для охотников каменного века лоси и медведи, орлы и бобры – это такие же дети природы, как и они сами».

На страницах тетради было множество рисунков древних людей, срисованных и нафантазированных. Они заметно скрашивали скучный академический текст, и история как бы оживала. Иначе невозможно было представить, что здесь, в столь привычных местах, еще в седьмом тысячелетии до нашей эры жили люди.