Незавершенная Литургия

– А что? Мне казалось, что невозможно это, пока не увидел я аероплана. Вот, думаю, это по мне. Стану я летуном и полечу. Для меня, если хочешь знать, революция открыла все пути. Я и коммунизм себе представляю так – это когда все мечты сбываются.

– Нет, товарищ, не так ты понимаешь коммунизм. Очень узко; я бы сказал, эгоистично. Ты должен думать не о том, что советская власть тебе даст, а о том, что ты сам можешь сделать для Страны Советов. А ты – полечу. Куда ты полетишь, когда и здесь, на земле, еще дел невпроворот.

– А куда мне власть советская прикажет, туда и полечу. И на север, и на юг. И по мирным делам, и на вражьи головы бомбы бросать. Главное – это полет, когда ты смотришь на все вокруг с огроменной высоты и голова кружится.

– Вот попы, между прочим, и виноваты, что мы хуже всех живем. То нельзя да это нельзя – вот и докатились до того, что смеются над нами, мол, лапотная Россия. В то время как в Европе шел вовсю технический прогресс, придумывали всё новые машины, наши мужики в церкви стояли, лбы расшибали, богомольничали. Вот с попами разделаемся, развеем религиозный дурман и заживем полноценной жизнью, не хуже других.

– И на аероплане полетим…

* * *

Царские врата затворились. Батюшка задернул катапитасму и стал снимать покровцы со стоящих на престоле сосудов. «Священство твое да помянет Господь Бог во Царствии Своем», – услышал он чей-то голос с клироса. Окадив воздух ладаном, он передал кадило. Подумалось: «А угодно ли Богу мое священство?» Вспомнил отец Георгий добрые глаза старого владыки и его архипастырское напутствие в день священнической хиротонии: «В нелегкую годину вступаешь ты во пресвитерский сан. Небывалое по жестокости гонение воздвиг враг рода христианского на Церковь Русскую. Множество верных чад с исповеданием на устах оросили своею мученическою кровью многострадальную Землю Российскую. Множество православных бежали и теперь с замиранием сердца следят за судьбами нашими и молятся за нас из своих укрытий. Но множество и смалодушничали, отпали в раскол и всякие ереси, а то и вовсе отвернулись от Бога. Не будем их винить. Кто-то от страха, кто-то от растерянности изменил Православной вере. Прости их, милосердный Господи. Но ради тех, кто еще непоколебимо стоит в Отеческой Православной вере, мы должны свершать неопустительно богослужения, так, как предписывает нам Устав. Алтари не должны закрываться, но служить и напитывать Хлебом Божественной Евхаристии сердца верных и напоять Кровию Христовой жаждущих Причастия Божеству! И в этом святом делании велика честь – быть соработником Христу. Благословляя тебя, отец Георгий, на священническое служение, я отдаю себе отчет, что призываю тебя на битву, как солдата на поле боя. Опасен и труден этот путь, но и слава и честь велика – венец от Бога. А если и суждено пострадать за Христа, то для христианина нет большей награды.

Матушка Зосима, игумения Горицкого монастыря, скрывалась в деревне от ареста. Сильно боялась. Пока однажды не посетила ее блаженная Асинефа и говорит: „Давай одеждами меняться. Я твое игуменское одеяние возьму, а ты мои лохмотья. Придут, спросят: «Кто Зосима игумения?» Я скажу: «Это я». Меня расстреляют, а ты живи. Зато я сразу «пиф-паф» – и в Царствии Небеснем“. Поняла вразумление игумения, не стала меняться, а когда пришли ее арестовывать, вышла с радостию, как на праздник».

Литургия продолжалась. Хор протяжно пел: «Го-спо-ди по-ми-и-луй», пока настоятель читал тайную молитву на просительной ектенье. «Иже служение службы сея открывый нам, и положивый нас грешных, за многое Твое человеколюбие во еже приносити Тебе дары же и жертвы о наших гресех и о людских неведениих!»

Вновь солнечный лучик на какое-то время озарил алтарь. В такие моменты, когда природа улыбалась, хотелось верить в то, что вокруг тебя мир и благополучие. Солнечный свет высекает из памяти детскую радость и зажигает свечи самых сказочных воспоминаний. В такие минуты и алтарь не только олицетворяет рай, но и является таковым. В клубах кадильного дыма, подсвеченных солнцем, есть ощущение облачного парения. Гармонию дополняет стройное пение, ароматы фимиама и золотое убранство иконных окладов. Сердце переполняет тихое ликование и любовь. Хочется заключить в объятия весь мир.

«Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы»…

* * *

Храм Покрова виднелся издали, словно большой белый корабль, он выплывал, окруженный всюду водой. Он располагался на небольшом зеленом мысу, который за долгие годы существования здесь храма «зарос» могильными крестами и был окружен каменной оградой с ажурными коваными решетками. Там, где мыс смыкался с берегом, пролегала болотистая ложбина, практически непроходимая бо́льшую часть года. Единственным путем, ведущим к храму, был длинный деревянный мост на сваях, переброшенный через речной залив, а с того берега добирались на лодках, возле сторожки в реку выдавался причал. Храм настолько гармонично вписывался в окружающий его пейзаж, что, казалось, создан он не руками людей, а сам вырос здесь, как березы на берегу.