Незавершенная месть. Среди безумия

– Мы немедленно едем в «Дорчестер». Мои сыновья не будут учиться в школе Святого Ансельма. За их чемоданами и прочими пожитками я пришлю позже.

Присцилла строго оглядела сыновей.

– И не вздумайте расслабляться. Ученье в школе Святого Ансельма для вас кончилось, но образование вы у меня получите, никуда не денетесь. А сейчас Tante Мейси отвезет нас всех в гостиницу.

Мейси почти бежала за подругой, бормоча:

– Прис, у меня ведь двухместный автомобиль! Не думаю, что смогу усадить вас всех…

– Чушь. Эти двое доедут за сиденьем, а младший – у меня на коленях. Так что все отлично поместимся.

Мейси не хотелось спорить с Присциллой. Она только опустила крышу «Эм-Джи», чтобы пассажирам было удобнее. К счастью, солнце светило всю дорогу до гостиницы. Ехали медленно, чтобы не потерять пассажиров. Двое старших заняли опасную позицию на опущенной крыше, а Тарквин Патрик сидел у матери на коленях, мелькая розовым языком в щели между оставшимися зубами. Мейси долго сдерживалась, наконец рассмеялась.

– Не смейся, а то они не поймут, насколько все серьезно, – проговорила Присцилла, сама готовая захихикать в любой момент. Уголки губ у нее подрагивали, и через две секунды серьезность капитулировала.

Мейси доставила семейство Партридж в «Дорчестер» и уехала. Хорошо, что мальчиков забрали, думала она. От школы, где педагоги закрывают глаза на предубеждения, где жестокие драки между будущими мужчинами принято объяснять нежеланием строптивцев шагать под барабанную дробь, добра ждать не приходится.

* * *

Войдя в квартиру, Мейси взглянула на часы. Она еще успеет сделать пару записей в блокноте и пару пометок на схеме дела, прежде чем отправляться в Кент. Нынче Мейси заночует у отца, следующие несколько ночей проведет в гостинице. Пожалуй, этого времени хватит, чтобы завершить расследование и представить Джеймсу Комптону исчерпывающий отчет.

Мейси переписала в блокнот даты временных отстранений Альфреда Сандермира от занятий, а также даты смежных событий, перечитала свои впечатления, доверенные бумаге вскоре после личной встречи с Сандермиром. Интересно, что Сандермир особо подчеркнул: во время налета «цеппелина» его в деревне не было – но, если верить датам из досье, он как раз «изнывал от скуки в кентском фамильном особняке». Значит, очередная гнусная Сандермирова выходка имела место в самом начале учебного года. Мейси стала думать о том, чем мог заниматься подросток неполных шестнадцати лет в такой деревне, как Геронсдин, как он развлекался. Многие его сверстники, и даже юноши годом-двумя моложе, ушли на войну добровольцами. Альфред Сандермир подобной инициативы не проявил.

Мейси наметила, с кем еще из геронсдинцев она в ближайшее время встретится. Впрочем, прежде надо дождаться информации от Битти Драммонд. Занятная эта Битти, размышляла Мейси, рыщет всюду, никакими сюжетами не брезгует, делает в десять раз больше, чем репортеры-мужчины, чтобы добыть материал для статьи. Понятно, что ей нужна сенсация, которая перенесет Битти сразу в «Дейли экспресс», а то и в «Таймс». Собирая портфель, Мейси задавалась вопросом: как далеко зайдет Б.Т. Драммонд ради своей карьеры, есть ли для этой женщины табу?

Уже одетая, на пороге квартиры, Мейси вдруг вернулась, прошла к письменному столу, достала коробку, где хранилась дорогая писчая бумага и конверты, взяла чернильную ручку, проверила перо на краешке бювара и задумалась. Через несколько минут слова полились на бумагу; впрочем, это была лишь одна из версий письма, черновик. Мейси начала так:

«Дорогая Маргарет…»

* * *

Мейси снова поспела в отцовский дом к ужину. Как и в предыдущие разы, Фрэнки расстарался для дочери. Мейси по-прежнему беспокоилась о его здоровье, хотя врач считал, что после несчастного случая полуторагодовалой давности Фрэнки успешно восстанавливается. Но ведь старость никто не отменял. Мейси остро осознавала: все близкие ей люди, за исключением Присциллы, уже в преклонных летах, значит, в обозримом будущем Мейси будет терпеть утрату за утратой. В последнее время Мейси старалась заводить новые знакомства отчасти из страха перед этой перспективой.

Едва она появилась на пороге, Фрэнки бросился накрывать на стол.

– Тебя искал какой-то человек, – сообщил отец, шлепая в суповую тарелку изрядную порцию рагу.

Мейси резала хлеб и толсто намазывала ломти маслом – так привык Фрэнки.

– Меня? – Рука с ножом застыла над караваем.

Фрэнки кивнул:

– Неприятный тип. Как же его звать? Запамятовал. Сон… Сан…

– Сандермир?

Фрэнки взмахнул половником.

– Точно. Сандермир. Ты о нем спрашивала – помнишь? Я еще сказал, что слыхал это имя. Так вот, он приехал на большом гнедом гунтере. Бедная животина была вся в поту. Я еще говорю: давайте, говорю, сэр, я вашего конька остужу, а вы покамест чайку попейте. Ты же знаешь, дочка, я видеть не могу, когда лошадь в таком состоянии. Только этот Сандермир сразу ускакал. Гляжу ему вслед и думаю: ни дать ни взять разбойник с большой дороги. И что он о себе возомнил? Налетел, что твой Дик Турпин[7], весь в мыле и, кажется, под мухой.

Мейси нахмурилась: