Незавершенная революция

Замысел воссоздания тюрко-ойратских ханств как будущих „клиентских“ государств на приграничной периферии Казацкой Руси прямо копирует римскую приграничную реальность эпохи первых августов. Как известно, клиентские царства гермундуров, свевов, квадов и языгов длительное время успешно защищали восточные границы Римской империи. Наконец, предполагаемый статус этнических казаков, который ввиду своей малочисленности мог быть в Казацкой Руси только замкнутой, привилегированной военной кастой, очень напоминает статус преторианских когорт в Риме, формировавшихся, в эпоху первых августов, в основном из коренных италиков».

Со своей стороны уральский писатель и исследователь пугачевского восстания Алексей Иванов сформулировал схожую мысль следующим образом:

«Хан Пугачёв казнил дворян от Терека до Тобола, даровал свободу веры, отменял прежние законы и иерархии. Он кажется реинкарнацией Джучи, великого чингизида. Улус Джучи простирался от Тобола до Терека, и здесь тоже царила свобода веры, прежние порядки были порушены, а власть принадлежала конной военной элите — монголам. Не отдавая себе в том отчёта, мятежные казаки Яика возрождали новый улус Джучи — улус Пугачёва. Конечно, казаки не знали истории, просто Великая Степь могла породить лишь один тип государства: как у сарматов, гуннов или ордынцев. Улус Джучи.

Пугачёвщина — дичайшая архаика для России, то есть для державы, которая выходила в мировые лидеры. Главной валютой тогда было не золото, а железо. Уральские заводы завалили им Европу. Русская армия одолела всех противников от Стокгольма до Стамбула. Русские вельможи блистали во дворцах Парижа, Вены и Рима. Екатерина стала Великой, потому что Великим был Пётр, и теперь она дружески переписывалась с Вольтером, лучшим интеллектом эпохи. Откуда же тогда взялся монгольский откат пугачёвщины?

Откат — это когда есть импульс движения, а путь вперёд закрыт. Точнее, пути вперёд тогда просто не было, потому что некому было его указать. Путь вперёд указывает элита, которая формулирует смыслы и цели общества. Элиту порождают не богатства и власть, а знания и способности. Пётр I провозгласил элитой России дворянство. Но после смерти Петра дворянство решило, что его дело — дворцовые перевороты.

Заводы Урала, модернизированные Петром, изготовили столько пушек, что все опасные враги России стали не опасны. А нации рождаются в борьбе. Когда не оказалось внешнего врага, пришлось найти внутреннего. И нация объявила своим врагом свою элиту — дворянство, которое не исполнило своей исторической задачи.

Пугачёв решил заменить дворян на казаков. Всех мятежников он верстал в казаки. Казачество он объявил идеалом России. Элитой. Монголами. Конечно, в XVIII веке улус был государством нежизнеспособным. Но ведь нужно иметь какой-то образ новой державы, когда ломаешь старую.

Бунт Пугачёва был борьбой за новую элиту, а не за свободу. Казаки были свободными. Свободными были башкиры и калмыки. И поначалу Пугачёв не думал о свободе для нации. Он давал свободу лишь тем крестьянам, которые вступали в его войско и становились казаками. Когда припекло, тогда Пугачёв и объявил свободными всех крестьян поголовно. Отмена неволи была не целью бунта, а средством борьбы мятежников со старой элитой — с дворянами.

Созревание элиты в России запоздало, потому что для дворянства не было стимула исполнять свою миссию. Дворянству и без миссии было комфортно: страна лидировала на мировых рынках, деньги текли рекой. Несовпадение целей элиты и нации — извечная драма России. В расцвете царствования Екатерины потребность нации в элите оказалась куда выше, чем потребность элиты в нации. И в этот зазор эволюций прорвался буран казачьей пугачёвщины — альтернативный проект России».

^{Екатерина II (портрет)}

С Ивановым можно поспорить в характеристике петровского дворянства как «элиты нации» — по сути это была отдельная нация или прото-нация, для которой порабощенные туземцы были просто основанием пирамиды ее процветания и могущества. Пугачевский проект в свою очередь предполагал создание новой нации путем заказачивания великороссов под руководством потомственных казаков. Русский народ таким образом выступил ареной битвы между дворянским и казачьим проектами, в которой последний проиграл. А причины этого цивилизационного поражения Иванов как раз показывает хорошо — степной порядок уже не мог конкурировать с индустриально-городским, встроенным в западную технологическую систему, филиалом которой в Северной Евразии и была петербургская империя. Не поддержав в необходимой для этого мере казачий проект, русский народ остался в подчинении у петровской асабийи и ее государства.