Мона пробирается лабиринтом между шкафчиками. Она ловит в воздухе новый запах, скрытый под ароматами старой бумаги и формалина, – он похож на запах подгнившей сосны. Свернув за угол, она видит впереди большой деревянный стол, который – в противоположность прочей мебели – чист, на нем всего четыре предмета; ящички с надписями «исх» и «вх» (оба пустые), маленькая настольная лампа и чайная чашка с блюдцем. Перед столом знак, так похожий на указатель лестниц, что Мона не сомневается – его изготовили те же руки. На этом надпись: «М. Бенджамин!»
Мона подходит к столу. Чай жутко вонючий: густой, мутноватый, смолистый отвар оставил темный налет на стенках чашки. Вряд ли такой подходит для пищеварительной системы человека.
– Здравствуйте, – окликает Мона.
Между шкафчиками позади стола раздается шорох.
– Здравствуйте… – В ответе слышится удивление. Потом из незаметного прохода появляется женщина. Она очень немолода – не моложе семидесяти, – но все еще огромна, больше шести футов ростом, с широкими плечами, крупными кистями рук. При этом вид у нее самый что ни на есть патриархальный: на голове пышное облако седых волос, платье изобилует пурпурной тканью в светлый горошек. На складчатой шее висит нить крупного жемчуга. Женщина часто моргает, семеня из теней к столу.
– О, – восклицает она, разглядев Мону, – здравствуйте.
Она садится, протяжно крякнув. На лице вежливое недоумение.
– Я пришла по поводу дома, мэм, – начинает Мона.
– Какого дома? – Женщина надевает на нос очи.
– Э… здесь, на Ларчмонт. Мне его завещали.
– Завещали? – переспрашивает женщина. – О! И вы… в нем сейчас проживаете?
– Нет, мэм, не проживаю, но у меня все бумаги или, по крайней мере, чертова уйма бумаг, – объясняет Мона. Она достает свою папку с документами и начинает по одной передавать бумаги женщине – надо полагать, миссис Бенджамин.
Мона ожидала, что женщина примется деловито разбирать документы, как это всегда проделывают скучающие чиновники, но миссис Бенджамин просто держит в руках одну – копию завещания, – а на остальную груду бросает беспомощный взгляд.
– О… – и она с надеждой спрашивает: – Вы уверены?
– Простите?
– Вы уверены, что унаследовали здесь дом? Должна признать, такое не часто случается. Большей частью завещатели оставляют свое имущество тем, кто здесь уже проживает.
– Я просто руководствуюсь документами, – говорит Мона. – В Техасе мне в судах дважды подтвердили, что все законно, и не хотелось бы думать, что я зря ехала в такую даль. К тому же, как я понимаю, срок завещания истекает через неделю.
– Вижу, – кивает миссис Бенджамин и наконец начинает разбирать бумажную груду. – А вы будете миссис Брайт?
– Мисс. Да.
Мона готова предъявить документы, но ее не просят.
– Подождите. Я вас помню. Это не вы вчера приехали в красной машине? На похороны?
– А, да. Это я.
– Ах, – тянет миссис Бенджамин, – вы дали повод для сплетен, милая.
– Извините.
– Ничего, бывает, – небрежно бросает миссис Бенджамин. – Честно говоря, это немного подняло настроение.
– Можно спросить, а кто скончался?
– Мистер Веринджер. – Судя по взгляду женщины, это должно что-то значить для Моны. Не дождавшись реакции, женщина спрашивает: – Вы его не знали?
– Я только вчера вечером приехала, мэм.
– Понимаю. Что ж, он был… весьма уважаем в городе. Мы все взволнованы.
– Как он умер?
Но миссис Бенджамин уже погрузилась в бумаги, щурится на бледный неровный шрифт.
– Не припомню, чтобы здесь жили Брайты…
– Первоначальной владелицей была Лаура Альварес.
– И Альваресов тоже не помню, – отвечает женщина, интонацией намекая: а должна бы… Что-то сообразив, она щурится на Мону. – Вы не могли бы отступить немного?
– Простите?
– Не могли бы вы сделать шаг назад. На свет. Чтобы мне вас рассмотреть.
Мона повинуется, и миссис Бенджамин вглядывается в нее сквозь маленькие стекла очков. Глаза за линзами выглядят глубоко запавшими, как будто глазницы им велики, и эти глаза ищут что-то в лице Моны – то ли знакомых черт, то ли следов порока, который расскажет ей о Моне много больше сухих бумажных листов.
– Вы вполне уверены, милая? – спрашивает наконец миссис Бенджамин. – Вы не похожи на человека, который… которому здесь место. Быть может, вам лучше вернуться домой.
– Прошу прощения? – негодует Мона.
– Понимаю, – сдержанно отзывается миссис Бенджамин. – Ну что же, уверены – значит, уверены. Бумаги у вас, видимо, в порядке. Проблем возникнуть не должно. Позвольте, я кое-что проверю.
Она встает, улыбается Моне и ковыляет за шкафы.
– Извините, если была невежлива, – доносится из-за них ее голос. – Это от неожиданности. К нам много лет никто не приезжал. Я даже не представилась… меня зовут миссис Бенджамин.
– Да, я так и поняла, – отвечает Мона. – Вы одна ведете все дела?
– Да. Дел-то немного. Большей частью я кроссворды решаю, только, пожалуйста, никому не говорите.
Она смеется. Мона догадывается, что это ее излюбленная шуточка – с бородой.
– У вас тут… гм… довольно много оленьих голов.