Нездешний (трилогия)

— Не смотри, мой друг, иначе это зрелище будет преследовать тебя до конца твоих дней. Но уверяю тебя — свирепость этих чудищ не знает предела. Если кто-либо, кроме избранника, явится сюда, они растерзают его на куски.

— Что вы будете делать теперь, государь?

— Теперь я прощусь с тобой.

— И куда же вы направитесь?

— Туда, где никто не знает, что я король.

На глазах у Дериана выступили слёзы, и он упал на колени перед Ориеном, но король поднял его.

— Оставим церемонии, мой друг. Простимся, как два товарища.

И они обнялись.

1

Священника уже начали пытать, когда из-за деревьев вышел неизвестный.

— Вы украли мою лошадь, — спокойно заявил он. Все пятеро обернулись. Молодой священник обмяк в своих путах, глядя припухшими глазами на незнакомца. Тот был высок, плечист и закутан в чёрный кожаный плащ. — Ну, так где же она? — осведомился он.

— Лошадь принадлежит тому, кто на ней ездит, — ответил Дектас. Появление незнакомца поначалу вызвало у него страх — следовало предположить, что за пришельцем из леса выйдут ещё несколько человек. Но, вглядевшись в окутанный сумерками лес, Дектас понял, что незнакомец один. Сумасшедший? Тем лучше. Священник оказался плохой забавой — от боли он только скрипел зубами, не дёргался и не молил о пощаде. Авось этот будет петь веселее.

— Приведи-ка её сюда, — сказал неизвестный с оттенком скуки в низком глубоком голосе.

— Взять его! — приказал Дектас.

Мечи свистнули в воздухе, и пятеро бросились в атаку. Незнакомец быстро закинул плащ за плечо и поднял правую руку. Две чёрные стрелы одна за другой поразили двух нападающих в грудь и в живот. Пришелец бросил свой маленький двойной арбалет и отскочил назад. Один из раненых умер на месте, другой скорчился на коленях.

Незнакомец скинул с себя плащ и выхватил из ножен два чёрных ножа.

— Ведите лошадь! — скомандовал он.

Двое оставшихся колебались, поглядывая на Дектаса. Чёрные ножи просвистели по воздуху, и оба упали без единого звука.

Дектас остался один.

— Ладно, забирай свою лошадь, — проворчал он, прикусывая губу и отступая в лес.

— Поздно, — ласково сказал незнакомец.

Дектас бросился бежать, но от сильного удара в спину споткнулся и зарылся носом в мягкую землю. Опёршись на руки, он попытался подняться. «Чем это он меня, — подумал Дектас, — камнем, что ли?» Слабость овладела им, он повалился на землю, мягкую, как перина, и пахнущую лавандой… дёрнул ногой и затих.

Пришелец поднял свой плащ, отряхнул его от грязи и снова накинул на плечи. Он забрал все три ножа, вытер их об одежду убитых и вытащил стрелы, добив раненого ударом ножа в горло. Под конец он взял арбалет, проверил, не набилась ли грязь в механизм, и пристегнул его к своему широкому чёрному поясу. Проделав всё это, он не оглядываясь направился к лошадям.

— Подожди! — крикнул ему священник. — Развяжи меня. Пожалуйста!

— А зачем?

Священник не сразу нашёл, что ответить на этот простой вопрос.

— Я умру, если ты бросишь меня здесь, — сказал он наконец.

— А мне-то что? — Незнакомец прошёл к лошадям, убедился, что его конь и поклажа в целости и сохранности, и вернулся на поляну, ведя животное под уздцы.

Он посмотрел на священника, тихо выругался и перерезал его путы. Тот повалился прямо ему на руки. Священника жестоко избили и изрезали ему грудь: мясо свисало с него полосками, синие одежды промокли от крови. Воин перевернул его на спину, разорвал на нём платье и отцепил от седла кожаную флягу. Когда он полил на раны водой, священник дёрнулся, но не издал ни звука. Воин умелыми руками вернул полоски изрезанной плоти на место.

— Лежи смирно, — велел он и, взяв из седельной сумки иголку с ниткой, принялся зашивать раненому грудь. — Придётся развести костёр. Ни черта не видно.

Воин разжёг огонь и вернулся к своему занятию. Он сосредоточенно щурил глаза, но священник разглядел всё же, что они необычайно тёмные, почти чёрные, и в них мерцают золотые искры. Воин был небрит, и в его щетине проглядывала седина.

Потом священник уснул.

Проснувшись, он застонал — боль от побоев накинулась на него словно злая собака. Он сел и поморщился, когда натянулись швы на груди. Платье его пропало, рядом лежала одежда, снятая, как видно, с мертвеца — на камзоле запеклась бурая кровь.

Воин укладывал седельные сумки и приторачивал к седлу свёрнутое одеяло.

— Где моё платье? — спросил священник.

— Я его сжёг.

— Как ты посмел! Это священные одежды.

— Это синий холст, и ничего больше. В первом же городе или селе раздобудешь себе новый балахон. — Воин присел на корточки рядом с раненым. — Я битых два часа латал твоё хилое тело, священник. И мне хотелось бы, чтобы оно пожило ещё немного, прежде чем взойти на костёр мученичества. По всей стране твоих собратьев жгут, вешают и четвертуют — а всё потому, что им недостаёт мужества скинуть с себя эти тряпки.

— Мы не станем прятаться, — с вызовом ответил священник.

— Значит, умрёте все до одного.

— Разве это так страшно — умереть?

— Не знаю, священник, — это тебя нужно спросить. Ты был весьма близок к смерти вчера вечером.

— Но пришёл ты и спас меня.

— Я искал свою лошадь. Не вкладывай в это событие особого смысла.