И это правда. Мне кажется, их привлекает запах моих перьев, хотя тут невозможно знать наверняка.
– Для тебя это не уникальный факт, Анджела? – спрашивает мистер Фиббс.
Вздрогнув, я поворачиваюсь направо, и вижу, как черноволосая девушка в фиолетовой тунике и черных легинсах быстро опускает руку.
– Нет, я просто потягивалась, – неспешно отвечает она, сверля меня своими серьезными янтарными глазами. – Но мне нравятся птицы. Это смешно.
Только в этот раз никто не смеется. Все одноклассники смотрят на меня. Я сглатываю.
– Что ж, еще один, да? – с нотками отчаяния говорю я. – Моя мама программист, а папа профессор физики в Нью-Йоркском университете, но если вы думаете, что я хорошо разбираюсь в математике, то… – Я строю грустную рожицу.
Это, конечно, неправда. Я прекрасно знаю математику. Ведь это, по сути, тоже язык. Именно поэтому мама так хорошо понимает, как компьютеры общаются друг с другом. И возможно, это и привлекло ее к папе, который даже без ангельской крови в венах похож на ходячий калькулятор. Нам с Джеффри всегда легко давалась математика. Но мои слова снова не вызывают смеха. Только жалкую ухмылку у Венди. Видимо, мне не суждено стать комиком.
– Спасибо, Клара, – говорит мистер Фиббс.
Последней ученицей, которой предстоит поделиться с нами тремя фактами, оказывается черноволосая девушка, которая пристально посмотрела на меня, когда я упомянула о странностях с птицами. Ее зовут Анджела Зербино.
– «Розовая подвязка» принадлежит моей матери. Я никогда не видела своего отца. Я пишу стихи, – заправив челку за ухо, быстро перечисляет она.
Снова повисает неловкое молчание. Она оглядывает всех присутствующих, словно бросает нам вызов. Но никто не смотрит ей в глаза.
– Хорошо, – прочистив горло, говорит учитель и просматривает свои записи. – Теперь мы узнали друг друга получше. Но как люди на самом деле узнают нас? Какие факты и особенности отличают нас от шести миллиардов людей на этой планете? Ответственен ли за это наш мозг? Неужели каждый человек похож на компьютер, на котором установлено различное программное обеспечение, отвечающее за память, привычки и генетические особенности? Неужели именно от этого зависят наши поступки? Интересно, что бы вы рассказали сегодня, если бы я попросил вас назвать самые определяющие поступки в вашей жизни?
Перед моими глазами тут же вспыхивает лесной пожар.
– В этой четверти мы будем много говорить о том, что значит быть уникальным, – продолжает мистер Фиббс.
Он встает и, прихрамывая, подходит к маленькому столу в дальней части класса. Взяв стопку книг, он начинает раздавать их нам.
– Это первая книга, которую мы прочитаем, – говорит он.
«Франкенштейн».
– Он живой! – вскрикивает парень со сноубордом «Пинк леди», держа книгу так, словно в нее вот-вот ударит молния.
Кей Паттерсон закатывает глаза.
– Судя по всему, вы уже слышали о докторе Франкенштейне.
Мистер Фиббс поворачивается к доске и выводит на ней «Мэри Шелли», а чуть ниже «1817 год».
– Эту книгу написала девушка чуть старше вас, и в ее основе размышления о борьбе между наукой и природой.
Учитель рассказывает нам о Жан-Жаке Руссо и о том, как его идеи повлияли на Мэри Шелли, когда она писала эту книгу. Я стараюсь не смотреть на Кей Паттерсон, но не могу не задаться вопросом, как ей удалось подцепить такого парня, как Кристиан. И это приводит меня к мысли, что я знаю о нем лишь то, как выглядит его затылок. И еще что он любит спасать девушек, которые теряют сознание посреди коридора. Поэтому тут же задумываюсь, а какой на самом деле Кристиан.
Осознав, что я невольно начала грызть ластик на карандаше, я откладываю его в сторону.
– Мэри Шелли захотелось понять, что делает нас людьми, – заканчивает он.
А затем смотрит на меня и встречается со мной взглядом, будто знает, что я не слушала его последние десять минут. Но вскоре отворачивается.
– Это нам и предстоит выяснить, – поднимая книгу, говорит он.
А через мгновение звенит звонок.
– Если хочешь, во время ланча можешь сесть со мной, – предлагает Венди, когда мы выходим из класса. – Ты принесла обед с собой? Или планировала уехать в город?
– Нет, я думала купить что-нибудь здесь.
– Ну, сегодня вроде бы дают жареного цыпленка.
Я морщусь.
– Но ты всегда можешь купить пиццу или сэндвич с арахисовым маслом. Это наше постоянное меню.
– Отлично.
Отстояв очередь и купив еду, я иду к столику Венди, за которым сидят несколько похожих друг на друга девушек и выжидающе смотрят на меня. Венди перечисляет их имена: Линдси, Эмма и Одри. Они выглядят достаточно дружелюбными. Их не назовешь красивыми, к тому же все они в футболках и джинсах, с косичками и хвостиками и без грамма косметики на лице. Но от этого они выглядят милыми. Обычными.
– Так это твоя компания? – усаживаясь, спрашиваю я.
Венди смеется.
– Мы зовем себя Невидимками.
– О… – Я не понимаю, шутит она или нет, поэтому не могу придумать ответ.
– Мы не чудачки и не вундеркинды, – говорит Линдси, Эмма или Одри. – Мы просто, ну, знаешь, будто невидимые.
– Невидимы для…
– Популярных ребят, – говорит Венди. – Они нас не замечают.