Если бы вы заглянули в мой личный дневник несколько лет назад, в тот блокнот с мягкой розовой обложкой, с замочком и маленьким золотым ключиком, который я носила на цепочке, чтобы до него не добрался Джеффри, то увидели бы бредни вполне обычной девчонки. Там были рисунки цветов и принцесс, заметки о школе, погоде, понравившихся фильмах, музыке, под которую я танцевала, мечты о том, чтобы сыграть Фею Драже в «Щелкунчике» или чтобы Джереми Морис подослал ко мне одного из своих друзей и они попросили меня стать его девушкой, на что я, конечно же, ответила бы «нет», потому что мне претило отправляться на свидание с трусом, который не смог даже самостоятельно подойти ко мне.
Лет в четырнадцать я начала вести ангельский дневник. Для этого я выбрала темно-синий блокнот на спирали с изображением невозмутимой женщины-ангела, ужасно походящей на маму, с рыжими волосами и золотыми крыльями, которая стояла на нижней части полумесяца в окружении звезд и лучей света. В нем я записывала все факты и предположения об ангелах и ангельской крови, которыми мама когда-либо делилась со мной. Там же были заметки о моих экспериментах. Например, как я порезала предплечье ножом, чтобы посмотреть, пойдет ли кровь (ее оказалось
Сейчас мой дневник (простой, черный, с закладкой и на резинке) заполнен всем, что связано с предназначением: рисунки, заметки, различные детали из видения, по большей части те, что относятся к таинственному парню. Он постоянно присутствует на краешке моего сознания – кроме тех моментов, когда мое сознание полностью им захвачено.
И с каждым разом я все лучше изучаю его образ. Силуэт его широких плеч, старательно взъерошенные темно-каштановые волосы, настолько длинные, что закрывают уши и спадают на воротник сзади. Парень прячет руки в карманах черной кофты, сшитой из какого-то пушистого материала, возможно флиса. Он стоит, перенеся вес на одну ногу, словно собирается уйти. Он выглядит худым, но при этом мускулистым. Когда он начинает поворачиваться, я вижу едва заметные очертания щеки, и от этого каждый раз мое сердце начинает колотиться, а дыхание сбивается.
«Что он подумает обо мне?» – задаюсь я вопросом.
Мне хочется внушать благоговейный трепет. Когда мы окажемся в лесу, он наконец повернется и посмотрит на меня, мне хочется
Да, у меня, несомненно, красивые волосы: длинные, волнистые, ярко-золотистые с красноватым отливом, которые тянутся за мной, как запоздалая мысль. Но вся проблема в том, что они непослушные. И часто путаются. Они цепляются за все, что только можно: попадают в молнии на одежде и в тарелки с едой, захлопываются автомобильными дверями. Ни хвостики, ни косы долго не держатся. Иногда мне кажется, что они какое-то живое существо, которое пытается вырваться на свободу. Стоит мне стянуть их резинкой, как уже через пару секунд они норовят залезть мне в лицо, а через час распадаются вновь. Даже слово «неуправляемые» слишком мягкое для них.
Уверена, с моим везением мне не удастся спасти парня из горящего леса, потому что я зацеплюсь волосами за ветку в километре от нужного места.
– Клара, твой телефон звонит! – кричит мама из кухни.
Я вздрагиваю и перевожу взгляд на раскрытый передо мной дневник. На странице появился аккуратный скетч парня: его затылок, шея, взъерошенные волосы, ресницы и линия щеки. Не помню, чтобы рисовала его.
– Хорошо! – кричу я в ответ.
А затем закрываю дневник и засовываю его под учебник алгебры. Как только я сбегаю по лестнице, меня окутывает аромат выпечки, словно в пекарне. Завтра День благодарения, и мама напекла пирогов. На ней фартук домохозяйки из пятидесятых годов (который она носит с пятидесятых, хотя тогда, по ее словам, не была домохозяйкой), запорошенный мукой. Мама протягивает мне телефон.
– Это твой отец.
Я поднимаю бровь и вопросительно смотрю на нее.