Неземная девочка

Зачем Борьке понадобилась Дуся? Он и сам бы не сумел ответить на этот вопрос. Очевидно, заинтересовался ею, чересчур колоритной, потому, что слишком многого не понимал в ее душе. Дуся казалась ему книгой за семью печатями, нарочно написанной так путано и заумно. А вот для чего?…

А Леонид… Ну что Леонид… Друг до первой женщины, которую не поделили. Да и вообще дружбе мешает слишком многое: не только бабы, но и деньги, сходство или различие характеров, заботы и мелочи семейной жизни, зависть, злоба. Да мало ли что еще…

В десятом классе Борька приволок домой совершенно пьяного Леньку и с великим трудом усадил на табуретку в прихожей. Приятель упорно валился с табуретки и абсолютно ничего не соображал.

— Сидеть! — грозно приказал ему Борька и объяснил ошеломленной матери: — Ему домой в таком виде никак нельзя! У него родители строгие.

Ольга сначала хихикнула, потом ужаснулась, а затем начала сострадать. Она живо заставила Леньку, только слабо отмахивающегося от нее, выпить несколько чашек крепкого чая, намочила ему волосы холодной водой и хотела уложить, но Ленька вдруг вырвался и, шатаясь, побрел в туалет. Там он сел на пол, обхватив унитаз руками. Его долго рвало. Ольга причитала над ним, поддерживая его голову. Ленька бормотал:

— Думать мне не о чем, я ничего не хочу, не задаю никаких вопросов… Молчит умиротворенное тело, притих довольный разум… Жизнь проста, время остановилось… И я пью душистое холодное пиво…

Борька пренебрежительно и осуждающе хмыкал.

— Вот урод! Ну прям урод из уродов! Надо же было так наклюкаться! Игде это его угораздило? Я его уже возле школы нашел, пьяного вусмерть! Видно, пиво оказалось неправильным.

— Бо-об, а как среди пу-ублики вычислить го-опницу? — поинтересовался пьяный Одинцов.

— Присмотрись получше. Если не интеллигентка, не богемщица, не мажорка и не неформалка, следовательно — гопница, — весело порекомендовал Борис.

Ольга соболезнующе качала головой.

Потом Ленька отсыпался на полу, на старом матрасе, заблевал всю наволочку. Часа через четыре Борис проводил его, уже малость пришедшего в себя, домой.

— Твоя мать — святая женщина! — торжественно сказал Одинцов приятелю на следующий день.

И продолжал это часто повторять.

После того как Дуся сделала свой выбор, маленький Ленька-очконавт вдруг проявил себя совсем другим человеком, чем представлял его Борис и все остальные. Он лишь однажды сухо справился у Акселевича:

— Ты уверен, что поступил правильно?

— У меня есть предложение: давай набьем друг другу морды! И на том успокоимся, — пробубнил в ответ Борис.

— Успокоимся? Ты уверен?

— Убежден! Но предупреждаю: я джентльмен. А потому бью сильно, зато аккуратно. Так что лучше разойдемся полюбовно, пока не обагрилася рука… Есть ишшо альтернатива — не распрощаться ли нам навсегда, пока дух дружбы не иссяк? — И Борька, по обыкновению, полез в философские дебри: — Знаешь, очконавт, что такое правда? Это всего-навсего искусный ракурс. С его помощью можно создать какое хошь впечатление. Вот войди с кинокамерой в аудиторию института. Сними на первой парте «бота-на», уставившегося в рот преподавателю. И покажи этот кадр крупно. Он будет красноречиво свидетельствовать: «Какой прекрасный институт и какие сознательные тут студенты!» И все в это поверят. А затем сними в той же самой аудитории того же института двоечника, дремлющего на заднем ряду. И покажи так же крупно. Всего лишь один сей кадр. И он точно так же красноречиво скажет: «Какой бардак в этом институте!» И все тоже искренне в это поверят. А между тем снималась одна и та же аудитория. Правд много, и все они — правды!

— Правда только одна, — нехотя уронил Леонид.