— Пойми, мне нравятся твои волосы и я бы никогда не попросила тебя о чем-то подобном, если бы это не было важно, — она отступила на несколько шагов и оценивающе взглянула на мою голову, не пропустила ли какой-нибудь участок. — Ну, вот. Готово. Теперь нам остается подождать, пока прокрасятся волосы.
— Окей. А теперь ты мне все объяснишь, правда?
Секунд пять она нервно на меня смотрела, а затем села на край ванны и положила руки себе на колени.
— То, что случилось сегодня — нормально, — это вступление напомнило, как она рассказывала мне про месячные и секс, объясняя точно, рационально и обстоятельно, словно подобные речи она готовила для меня заранее многие годы.
— Хм, с какого боку нормально-то?
— Ладно, не нормально для людей, но нормально для нас. Когда твои способности начинают расти, ангельская половина начинает проявляться более наглядно.
— Моя ангельская половина. Прекрасно. Как будто и без этого мне жизнь-малина.
— Ничего плохого в этом нет. Ты научишься себя контролировать.
— Научусь контролировать свои волосы?
Мама рассмеялась:
— Да, в конечном итоге, ты научишься прятать свое сияние, приглушать так, чтобы люди не могли его увидеть. Но сейчас лучший выход — покрасить волосы.
И тут до меня дошло, что мама всегда носила шляпы: на пляже, в парке, почти всегда на людях. В гардеробе у неё были дюжины шляп, платков, шарфиков, но я все время думала, что она просто несколько старомодна.
— Так с тобой такое тоже происходит?
Мама повернулась к двери и слегка улыбнулась:
— Входи, Джеффри.
Джеффри просочился в ванну из моей комнаты, где точно подслушивал. Но чувство вины недолго отражалось на его лице, сменившись яростным любопытством:
— У меня тоже так будет? Ну, эта штука с волосами.
— Да, — ответила мама. — Такое случается с большинством из нас. Со мной, если я не ошибаюсь, это впервые случилось в июле 1908 года. Я сидела на скамейке в парке и читала, а потом, БАМ! — она подняла кулак к голове и изобразила взрыв, резко разжав пальцы.
Я нетерпеливо наклонилась к ней:
— И все словно замедлилось, и ты могла слышать и видеть то, что видеть и слышать невозможно?
Мама повернулась и посмотрела на меня. Глаза у неё были синие-синие, словно небо после наступления сумерек, оттененные крошечными светлыми точками, словно светившимися изнутри. И в них я не видела своего отражения, что меня сильно обеспокоило.
— Для тебя это выглядело так, словно время замедлилось?
Я кивнула.
Мама задумчиво хмыкнула и взяла меня за руку:
— Бедное дитя, неудивительно, что ты так взволнована.
— А что ты делала, когда такое происходило с тобой? — поинтересовался Джеффри.
— Надевала шляпу, в те дни, знаете ли, молодые леди не выходили из дому без шляпки. А когда это стало не модно, к счастью, уже изобрели краску для волос. Я была брюнеткой почти двадцать лет! — она поморщилась. — Мне не шло.
— Но что это такое? Почему это случилось?
Она немного помолчала, словно взвешивая каждое слово:
— Это часть нашей славы небесной, которая пробивается наружу, — казалось, ей было несколько неудобно, словно она не знала, стоит ли доверять нам такую информацию. — Ну, на сегодня хватит. Если это случится снова, когда ты будешь на людях, лучше веди себя как ни в чем не бывало. В большинстве случаев, люди сами убедят себя в том, что они не видели ничего необычного, что это была игра света или фокус. А для тебя, Джеффри, будет недурно почаще носить головной убор, для твоей же безопасности.
— Ладно, — усмехнулся Джеффри. Он и так только что не спал в бейсболках с символикой команды «Гигантов».
— Давайте постараемся не привлекать излишнего внимания, — продолжила мама, демонстративно глядя на Джеффри, подразумевая его безумную тягу быть первым во всем: футболе, бейсболе — этакая звезда школы. — Не высовывайтесь.
Джеффри явно напрягся:
— Да не проблема. В январе ведь уже все равно некуда пойти. Отбор в команду по борьбе был в ноябре, а бейсбольные тренировки начнутся не раньше весны.
— Может, это и к лучшему. У тебя будет больше времени, чтобы приспособиться к жизни здесь, до того, как ты выберешь себе дополнительные занятия.
— Ну да, к лучшему, — Джеффри помрачнел на глазах и удалился к себе, на прощание хлопнув дверью.
— Так, краска легла, — проверила мама. — А теперь давай смоем.
Волосы стали оранжевыми, как свежеочищенная морковка, и я всерьез раздумывала над тем, чтобы обрить голову.
— Завтра мы все исправим, — мама с трудом сдерживала смех. — Первым же делом, клянусь.
— Спокойной ночи, — я захлопнула дверь прямо у неё перед носом, бросилась на кровать и разрыдалась. Да, теперь-то я точно произведу впечатление на своего Таинственного Незнакомца, у которого великолепные волнистые каштановые волосы.
Успокоившись, я легла в кровать и стала слушать завывания ветра за окном. Лес за домом казался огромным и темным. Я будто физически могла ощутить горы далеко за домом, их величие и массивность. Я не могу контролировать то, что происходит со мной сейчас, я меняюсь, и возврата к прошлому нет.