— Это долгая история и я пока многого не понимаю, да и кое-что пока не хочу рассказывать.
— Но все закончилось? То есть пожар закончился? Ты выполнила свое предназначение?
Слова кажутся ножами, вонзающимися в меня.
— Да. Все закончилось.
И это правда. Пожар закончился. Мои видения закончились. Так почему у меня такое чувство, что я снова его обманываю?
— Спасибо, что спасла меня сегодня, — говорит Такер.
— Ничего не могла с этим поделать, — говорю я, пытаясь пошутить, но никто из нас не улыбается. Так же никто из нас не говорит «я тебя люблю», но мы оба хотим. Вместо этого я предлагаю отвезти его домой.
— Мы полетим? — нерешительно спрашивает он.
— Я думала взять машину.
— Ладно.
Он наклоняется и пытается оставить быстрый джентльменский поцелуй у меня на губах. Но я не даю ему отстраниться. Я хватаю его за футболку и держу, обрушивая свои губы на его, пытаясь вложить в этот поцелуй всю себя, все, что я чувствую, все, чего до сих пор боюсь, всю свою любовь, такую сильную, что она причиняет боль. Он стонет и запускает руки в мои волосы, активно отвечает на поцелуй, ведя меня назад, пока моя спина не упирается в стену. Меня трясет, но я не знаю, моя ли это дрожь или его. Я знаю только то, что не хочу, чтобы он снова ушел.
Позади нас мама прочищает горло. Такер, тяжело дыша, отступает от меня. Я смотрю в его глаза и улыбаюсь.
— Привет, мам, — говорю я. — Как дела?
— Я в порядке, Клара, — отвечает она. — Как ты?
— Хорошо. — Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. — Я как раз собиралась отвезти Такера домой.
— Отлично, — говорит она. — Но потом сразу домой.
Подвезя Такера и вернувшись домой, я иду в душ. Я стою под струями воды и включаю настолько горячую воду, сколько могу вытерпеть. Вода бежит по моим волосам, стекает вниз по лицу, и только тогда я позволяю прийти слезам, они льются, пока в груди не исчезает тяжесть. Затем я вызываю крылья и аккуратно смываю с них копоть. Серая вода стекает к моим ступням. Я отмываю перья, и они становятся светлее, хотя все равно не такими белыми, как были когда-то. Я задаюсь вопросом, станут ли они снова яркими и красивыми. Когда горячая вода заканчивается, я заворачиваюсь в полотенце и долго расчесываю волосы. Я не могу смотреть на себя в зеркало. Я ложусь в постель. Я измотана, но не могу заснуть. Наконец, я сдаюсь и спускаюсь вниз. Я открываю холодильник и рассматриваю его внутренности, прежде чем решаю, что я не голодна. Я пытаюсь смотреть телевизор, но ничего не привлекает мое внимание, а свет от мерцающего экрана бросает тени на стену, которые пугают меня, даже несмотря на то, что я знаю, здесь никого нет. Думаю, меня пугает темнота.
Я иду к маминой комнате. Я думала, что она будет расспрашивать меня, когда я отвезу Такера, но она была уже в постели и опять спала. Я просто смотрю, как она спит, мне хочется быть ближе к ней, но не хочется ее беспокоить. На нее падает полоска света от открытой двери. Она кажется такой хрупкой, такой маленькой, свернувшись на боку посреди кровати и закинув одну руку за голову. Я приближаюсь к кровати и касаюсь ее плеча, ее кожа холодная. Она хмурится.
—
Мама вздыхает. Я натягиваю плед, чтобы укрыть ее, убираю прядь волос с ее лица, а затем тихо выхожу из комнаты. Я иду на кухню, но все еще могу чувствовать ее сон, словно я настроилась на его волну. Это что-то новое, думаю я, способность чувствовать то, что чувствуют другие, как я чувствовала Такера, когда он целовал меня, как я чувствовала Черное Крыло, когда прикоснулась к нему. Я прикоснулась к маме своим сознанием и теперь могу найти ее, почувствовать ее. Это поражает и пугает одновременно.
Я поднимаюсь к комнате Джеффри и чувствую его. Он спит и в его сне тоже страх и что-то похожее на стыд. Тревога. Я начинаю волноваться за него. Я не знаю, где он был во время пожара, что он такого сделал, что теперь не дает ему покоя.