Неждана (СИ)

Соседка Ладушка, которая ребеночка понарошку в окно покупала, сама молоденькая, нездешняя, привез ее муж откуда-то с южных земель, так она традиций местных толком не знала. Что уж с нее спрашивать, коли Сорока сама до тридцати четырех годов дожила, а подробностей, как детей в окно продают, чтобы исцелить, в голове не держала. Спросить у кого постеснялась, точнее — побоялась удачу сглазить в таком важном деле. В деревне только заикнешься, тут же бабы со всех концов набегут поглазеть, как Сорока Ладушке дитя чуть живое продает через окно в лютый мороз. А взоры у некоторых такие черные — еще дыру в избе прожгут.

«Не жилец он, не привыкай, даже имя не давай,» — так Галка — мать родная Сороке сказала, когда зашла на своего седьмого внука посмотреть. Хоть и хмельна Галка была, как обычно, а Сорока ее послушалась. Не нарекли младенчика — уже с месяц так и живет безымянным.

Это потом ей мать объяснила, что дите в окно продают, чтобы прозвище ему сменить, из одного рода в другой передать, тогда злые духи от чада должны отцепиться. Они же за одним ребенком увязались, а после продажи уже совсем другой ребятенок получатся, чужого рода-племени, другим именем названный.

Но Сорока с Ладушкой, дуры суеверные, ни в чем не разобравшись, младенчика безымянного друг другу продавали. Так разве ж поможет тогда?

«Ну, теперь уж точно помрет,» — уверенно сказала Галка.

А все же не могла вторая жена Власа с такой неминуемой утратой смириться. Вспомнила тогда она историю давнюю про Нежданку и медвежью шкуру. Нашла лоскут меховой в старых сундуках Дарены, да рискнула своего младенца в него завернуть. Хуже уж все равно не будет, а вдруг лучше станется, — так подумала Сорока. Коли заспанную девчонку бездыханную на морозе отогрел, неужто шкура с обычными соплями в теплой избе не справится?

Медведей Сорока боялась трепетно, благоговела перед зверем лесным, самым сильным и разумным. Слыхала она от мудрых людей, что на медведей охотились только перед большими праздниками, мясо его по чуть-чуть всей деревней вкушали, чтобы медведь с людьми силой своей поделился. Убивать медведя в другое время не позволялось, за то косолапый мог сурово наказать.

Поэтому сначала Сорока даже прикоснуться к бурому лоскуту боялась. А потом зажмурилась и решилась дите в колыбели им накрыть, да с боков шкуру подоткнула.

Было то третьего дня, и младенчик до сих пор жив, орет по-прежнему, но соплей вроде поменьше, и сосать молоко опять начал — авось, и оклемается.

Для себе Сорока в который раз пообещала — не связываться больше с любимой внучкой Василя, ни делом, ни словом сироту не обижать. Придется подождать, пока черти сами эту девку к себе обратно приберут, или жених какой дурак найдется — просватает Неждану. Осталось-то три-четыре весны перетерпеть, а там за первого встречного эту лохматую ведьму выдаст — хоть за старого, хоть за нищего, хоть за рябого, хоть косого. Даже — за старого рябого и косого нищего — с радостью!

Если быстро заберут и подальше увезут, лучше — за реку, так она, Сорока, еще и приданное ей даст. Вон хоть платок с маковыми цветами, почти новый, только сбоку чуть угольком прожженный, шапку дедову кроличью, откуда он сказки ей с прибаутками доставал (в ней уж столько моли набилось, что никому не сторгуешь), да кота серого-мышелова, чтоб не гадил по углам у Сороки в сенях. А, еще перину Даренкину свадебную Сорока сверху в повозку навалит — только увозите с глаз долой вместе с Нежданкой!

И сны иногда такие сладкие Сороке снились, что нет больше в дому младшей падчерки, — слаще пряников медовых да варенья малиничного те сказочки были. Жалко, что не сбывалось пока.

Когда Авоська чудесным образом на поправку пошел, окончательно уверилась Сорока, что шкура медвежачья заколдована, а Нежданка — ведьмино отродье, правильно про нее в деревне говорят.

Глава 4. Свистульки певучие, или Сорокина жадность

Сорока сама того не понимала, как так получается — глаза у девчонки холодные, как вода в полынье, а жгут, коли взглядом встретишься, — так ледяной ветер до костей пробирает. Старалась мачеха не смотреть в эти омуты морозные. Ходит нечесаная, да и ладно, — за патлами не так и видать лицо с острыми скулами, подбородок вздернутый и взгляд этот яростный, нездешний.

Пока Нежданка еще мала, не заневестилась, кроме губ да глаз, и посмотреть не на что- такая она худющая, угловатая, как еще одежа держится на тощих плечиках — непонятно. Локти-коленки в стороны торчат, что у кузнечика, бегает быстро, исчезает незаметно.

Кабы за дедом ухаживать не надо было, она бы летом в избу только на ночлег заскакивала. Брюхо тощее, поди уж к хребту прилипло, — откуда силы-то берутся. Из-за стола первая выскакивает и сразу к деду за печку плошку с кашей тянет.