Неждана (СИ)

Не любила она, когда про мать говорят, имя ее упоминают. Болело в этом месте на сердце нестерпимо, каждое лишнее слово иглой кололо.

Обычно Неждана обиды молча терпела. Бывало, губу до крови закусит, чтоб Сороке не наговорить, что думалось, но молчала.

И откуда только слова такие смелые сейчас ей на язык подвернулись?

Парень загоготал, но не обиделся.

— Коза, а че ты волосья как чудно путаешь? — придумал он еще что спросить.

— А у нас в Холмогорах все такие, — Нежданка уже хихикнула и повела плечиком, откинув лохматые прядки с косами.

Косы были все разные — потолще, потоньше, тугие, слабые, из трех прядок, из четырех, а еще узелки какие-то на волосах накручены, а часть волос и вовсе патлами висела.

— А меня Ванькой звать, — доложил парень. — Соседский я, Надейкин сын.

— Кааак? — девчонка вытаращила глаза. — Не бывает такого имени. Брешешь!

— Ага, я пока один такой, как гостинец византийский, — снова загоготал сосед.

Он кувырнулся на ветке и спрыгнул прямо во двор к Сороке.

— Иван — имя мое, — пояснил он, без приглашения присаживаясь на скамью. — Мамка Ванькой зовет, еще Ваняткой, Ванечкой, Ванюшкой.

— Брешешь, — упрямо повторила Нежданка.

— Неа, истинная правда, — помотал кудлатой башкой Иван и протянул Неждане куколку из дерева, на верстак поставил.

— Где ж твоя мамка имя такое взяла? — Неждана склонила голову на бок и хотела допытаться правды.

— А ей приснилось, — довольный ответил Ванька. — Пришел ей во сне монах греческий в капюшоне и велел: «Нареки сына Иваном».

— Какой монах? — Неждана даже бросила лепить зайца и подперла щеку грязной ладошкой. — Ой, заливаешь ты…

— Греческий, — упрямо повторил Ванька. — Ты кашу гречневую любишь?

— Люблю, — оторопело согласилась девчонка.

— Ну, вот, ее к нам монахи из Греции завезли — страна есть такая тридевятная за морем, — Ванька важно поднял вверх указательный палец. — Поэтому каша гречневая, а монах греческий — чего тут неясного?

— А почему монах этот твоей мамке приснился? — Неждана сыпала вопросами, как камушки в пруд пуляла.

— Откуда ж я знаю, — развел руками Иван. — Я за мамкины сны отвечать не могу.

Незваный гость подкинул куколку на ладони и снова поставил ее перед Нежданой.

— Соседка, давай меняться? — предложил он. — Я тебе кукленка, ты мне свисток? Складно они у тебя поют, третий день слушаю.

У Нежданы враз испортилось настроение. Она замотала лохматой головой.

— Не, Сорока заругает, — хмуро буркнула она.

— Ну, ладно, куколку тогда так возьми, — улыбнулся Ванька. — Все равно я ее для тебя вырезал.

— Для меняяяя? — у Нежданы опять округлились глаза.

Никто еще ничего вот так не делал — именно для нее. Ну, кроме, дедуся.

— Ага, — пухлые черничные губы расплылись в улыбке. — Меня твой дед научил по дереву резать, когда я еще малой был.

Неждана снова помрачнела, вспомнив про деда.

— Как он? — Ванька кивнул в сторону избы.

— Помирает — говорят, — девчонка зашмыгала носом. — У него зубов совсем не осталось, кашей его кормлю жидкой. Надоела она уже ему, — верно, совсем есть перестал… А Сорока больше ничего не дает.

— Хошь, я мамкиного студню принесу? — сорвался с места Ваня.

— Студню? — Нежданка задумалась. — Студень он, пожалуй, размусолит…

Сорока почему-то никогда холодца не варила, и деда всегда кормили кашей, иногда пареной репой. Мяса или рыбы Василь давно не пробовал.

Ванька в миг перемахнул обратно на свой огород, и скоро доски забора на заднем дворе у Сороки раздвинулись, и через них просунулась рука, перемазанная черничным соком. Рука протягивала Неждане плошку, в посуде таял нарезанный большими кусками холодец.

— Спасибо, — выдохнула Дарена, подхватив плошку.

Она побежала кормить деда, побросав всю работу.

Следующий раз Ванька появился через два дня под вечер. Опять он висел на яблоне болтая в воздухе босыми пятками.

— Коза, дело делается? — смешливо спросил он.

— Ой, Ванечка! — Неждана всплеснула руками и испачкала кожаный фартук синей краской. — А я тебя все ждала-ждала…

— Ну, тогда переименую тебя из Козы в Жданку, — засмеялся сосед.

— Вань, а я дедусе про тебя рассказала, что ты студнем угостил, — скороговоркой выпалила девчонка то, что хотела сказать уже два дня. — И он, он…Моргнул! Он понял! Представляешь?!

— Да, я такой, — смущенно хмыкнул Ваня. — Меня раз встретишь — вовек не забудешь.

Правда про деда была такой горькой, горче полыни, что проще было продолжать дурачиться. Нежданка поняла и не обиделась.

— Когда мне семь-восемь годков было, старый Василь учил по дереву вырезать, — вспомнил парень. — Мне нравилось.

— А потом? — спросила Неждана. — Куда ты потом подевался? Почему я тебя раньше не видела?

— Да, меня мамка к сеструхе своей отправила за реку жить, — уже как-то нехотя пояснил Иван. — Дела там всякие семейные, то да се…

— Ой, Ваня! — снова что-то вспомнила девчонка. — Я ж тебе какую хошь свистульку подарю, выбирай.

— А Сорока? — прищурился Ванька. — За косы не оттаскает.

— Не маленькая я уже, не боюсь ее, — гордо заявила Неждана и задрала повыше дрожащий подбородок. — Если захочу, я к дядьке Ерохе жить уйду, он меня давно к себе кличет.