Мол, и торговля в Граде зачахла из-за посвиста колдовского на ярмарке, и девки зады себе поморозили — рождаемость падает. И кого через двадцать годков в дружину набирать? А коли дружину крепкую при князе не держать, так племена дикие из степей налетят, пожгут Град да деревни, поля вытопчут, девок в полон уведут, мужиков поубивают, а тех, кто останется, заставят дань ханам платить. А все из-за чего? Из-за приворотов и свистулек ведьминых!!!
Отдельно рассказывали про увечья разные от посвистов лихих. Говорят, у одного коваля прям на ярмарочной площади зубы сами по себе градом о земь посыпались. Выдул их, когда свистел — старался для девки языкатой. А другой толстухе так нос своротило, что морду прям задом-наперед вывернуло. Теперь у нее коса не по спине, а на грудях лежит, а венец девичий с пятками в одну сторону повернуты. И еще одной кулеме пузо насвистелось нечаянно. Да, — не одной, а много таких страдалиц безвинных обнаружилось.
Стали кидать на двор Власу ворон мертвых, головы козлиные и рыбью требуху. Крысы дохлые — прям пучками летели, за хвосты увязанные.
Пуляли мальчишки и дерьмо собачье да лепешки коровьи. Бабы пацанве гнилую свеклу да репу корзинами подтаскивали, они ими все по окнам в избе целились. Кубари какие-то из шерсти, перьев и сала по двору Сороки катались. Мотанки на суровых нитках вдоль забора, как висельников, кто-то в рядок развесил. Другие куколки слепые, иголками утыканные, во дворе из сугробов торчали. Помоями зловонными ворота Власу кажный день обливали. А у ж чего только обидного на заборе вкруг двора не нацарапали, такое повторить невозможно — от стыда сквозь землю провалишься.
Сорока лютовала. Во всем Нежданку виноватила, да и на Власа в голос орала, что порося визжит.
— Ты пошто об камень свистки плохонькие колошматила? — ревела Сорока.
— Так негодные они были, нельзя такими торговать, — дрожащим голосом оправдывалась Нежданка. — По правде надобно жить, по совести…
— Много ты понимаешь в торговых делах да в натуре людской! — бесилась мачеха. — Ведьмино отродье, подменыш заспанный!
Понимала она, конечно, что сама ту кашу заварила с приворотными «секретами», что у колодца бабам толковала. А все ж таки надо было кого другого виноватым назначить.
— Люди ж они какие? Они вот! — кричала Сорока, на двор показывая. — Дремучие они, во что хошь поверить горазды! Вчера по три белки за свиток давали, да еще Власу руки целовали — в благодарностях рассыпались, а сегодня в дерьме утопить норовят.
— Да, кабы плохие свистульки от энтой беды уберегли? — робко спросила Неждана
— А то! — Сорока уперла руки в боки. — Людина по земле пешком ходит, да завсегда спотыкается. Не бывает так, чтоб человек ошибок в жизни не наворотил, поэтому и к чужим оплошностям привычный. Доверия к изъянам больше, чем к сказочкам лакированным, без заусенчика единого.
Девчонка хлопала глазищами, ничего не понимала.
Первые дни за много месяцев, да, почитай, — за пару лет, Неждана не надела утром свой кожаный рабочий передник. В рубахе сизой, латанной-перелатаной, чувствовала она себя неуютно, волосьями опять от всех занавесилась.
— Да, кабы ты не добивалась таких чистых трелей да посвистов, не лепила бы козлят пригожими, а где трещинку бы оставила, где лишнее пятнышко, — может, и поверили, что девчонка крестьянская то из глины лепит, а не ведьма колдовством творит.
Нежданка всхлипнула да губу закусила. Обидно очень было такое слушать. Как лучше она же старалась.
Сорока завсегда все с ног на голову перевернет. Думала Неждана, что честно жить надобно, стараться усерднее, работу свою хорошо выполнять. А теперь опять получается, что — все не эдак. За что ни возьмись, все потом бедой оборачивается. И во всех горестях она, Нежданка, виновата. Как верить-то себе после такого, на что внутри в душе опираться?
— А ты что встал черным идолом? — ругалась уже Сорока на мужа. — Поезжай в княжий терем правды искать, бей челом, проси защиты для детушек малых.
— Да, как же нонче за ворота выйти? — вопрошал Влас. — Не дадут они мне даже до опушки доехать.
— Сорока! Добрая, хорошая, родная Сорока! Милая матушка! Не губи нашего тятеньку! — Забава валялась у мачехи в ногах. — Не пущай его со двора, не гони на погибель верную.
— Что так и будем теперь за закрытыми дверями сидеть? — зло огрызалась Сорока.
Да, сама понимала, то не время сейчас нос из избы казать, растерзают не то, что их с Власом да Нежданку, а и детушкам малым пощады не жди. Погодить Власу велела. Небось, успокоится да обойдется еще.
— Дверь в избу бревном подопри, чтоб не выломали, — строго приказала она мужу да пошла кашу варить.
— Закончится же у них репа когда-нибудь?! — бодро и звонко спросила Забава на всю избу.
Она хотела поддержать семью, настроить всех на хороший лад.
— Окна у нас раньше закончатся, — хмыкнул Яромир.
— Матушка, они там и с меня куколку сделали, за шею повесили? — хрипел Богдаша, рвал Сороке сердце. — Тянет та ниточка, дышать не дает.