Нежданный гость

Обсуждение приняло грубоватый характер, и Клэр смеялась вместе с остальными, хотя в глубине души считала, что неожиданное освобождение свидетельствует в пользу патриотизма граждан; ей казалось, что случайность избавления подтверждает его невероятность. Лишь начав переводить каталоги музеев и выставок и увидев знаменитое роденовское изображение граждан Кале у городских ворот, она поняла, какими дурачками все они должны были казаться профессору: мальчики в плотных спортивных рубашках и девочки в аккуратных вязаных свитерах с узорами, спорящие о самопожертвовании, сидя в аудитории с обшитыми дубом стенами. После переезда в резиденцию Клэр вновь и вновь возвращалась к выразительным, почти живым фигурам шестерых мучеников в парке Музея Родена. Скульптурный ансамбль, как его задумал Роден, выполняя заказ города Кале, — все шестеро вместе, одного роста, одинакового сложения, — стоит в глубине сада, ближе к выходу. Отдельные фигуры каждого из граждан расставлены среди лип, каштанов и пионов. Самый величественный, Эсташ де Сент-Пьер, тот, кто первым предложил себя в жертву, стоит в самом центре, твердо, с выражением печали и решительности на лице, — предмет гордости французов. Но более всех ее притягивала фигура бедняги Андрьеда. Роден закрыл его бронзовое лицо огромными ладонями, согнул темную поблескивающую шею под тяжестью неодолимой скорби; в фигуре Андрьеда он представил оборотную сторону самопожертвования. Скорбь. Клэр любила спокойно посидеть на скрытой от посторонних глаз скамье возле фигуры, предаваясь раздумьям.

Мокасины мягко ступают по молодой траве. Вечернее солнце падает на склоненную голову Андрьеда, отражаясь от его сведенных мукой металлических пальцев. Клэр протянула к ним руку.

Вот он. На скамье, скрытый огромным падубом с темными и острыми как бритва листьями.

Клэр безвольно опустила руку на руку статуи. В полной тишине обручальное кольцо с легким звоном коснулось бронзы. Сейчас это не мираж, не мимолетное видение. Он такой же настоящий, как скамья под ним.

— Ты, — выдохнула она так же, как много лет назад. Голос прервался.

От лучей заходящего солнца и от его взгляда ее бросало то в жар, то в холод.

— Как делишки? — спросил он.

— Неужели это ты, Найл?

Он чуть подвинулся вправо, освобождая ей место.

Она села.

Он не попытался взять ее за руку. Она не протянула к нему руки. Но ей казалось, будто он не просто обнял ее за плечи или прижался щекой к щеке, а всем телом обвился вокруг нее. Опять лето, и она ощущает жар его тела.

— Бедолага, — заметил он. — Совсем скис от страха умереть за свой народ. Таким его и запомнили.

Голос такой знакомый, низкий, похожий на перекаты грома вдали, и тот же отчетливый ритм с легким подъемом в конце предложения.

— Эта фигура вызвала много споров, — заметила она наконец. — Настоящий скандал. Жители Кале думали так же, как ты. И восприняли фигуру как оскорбление.

— А ты не согласна.

Она покачала головой:

— Андрьед не струсил: он добровольно вызвался отдать свою жизнь, никто его не заставлял. Но он был всего лишь человек. И оплакивал неотвратимую гибель.

Найл откинулся на скамье и глубоко вдохнул воздух. Пристально посмотрел на нее сбоку:

— Ты сделалась болтливой, Клэр.

— Нет, — возразила она. — Красноречивой.

Найл рассмеялся:

— Один — ноль.

— А ты выучил французский.

Он опять рассмеялся:

— Ты всегда была умницей. Тихоней и умницей. Этим ты меня и зацепила. А еще…

Они одновременно взглянули на ее руки. Такие тонкие, изящные, со сверкающими кольцами, подаренными ей Эдвардом. Она сцепила руки на коленях, прикрыв бриллианты.

— Где ты был все эти годы, Найл? Ты же как будто умер.

Найл закрыл глаза. Кожа вокруг глаз усталая, в морщинках. Все тот же — и другой, когда-то казался старше своих лет, теперь у него как будто нет возраста, тело до сих пор худощавое, но в темных, коротко остриженных волосах густо пробивается седина. Одет в темно-синий свитер из хлопка, вылинявшие синие джинсы, на ногах высокие ботинки. Вопреки рассудку, Клэр охватило знакомое волнение. Он открыл глаза, и ей, как прежде, показалось, что он видит ее насквозь.

— Можно и так сказать. Ты меня вроде как убила. Но, клянусь Богом, я тут не для того, чтобы спрашивать, зачем ты это сделала. Я не обвинять тебя пришел и не жаловаться. Мне просто нужна моя жизнь.