Он все-равно насмехался, но я решила пропустить это мимо ушей и заявила уже спокойнее:
– Тогда отпусти, раз разговаривать будем. Не так же, – я махнула неопределённо рукой, намекая на наше положение.
Тиски-таки разжались, и я, как ужаленная, отскочила к кровати.
17. Игорь
Я проклинал себя за то, что сделал это. Ничего более глупого и придумать было нельзя, но я просто не сдержался. В моей футболке и с обнаженными ногами, вся растрёпанная и такая настоящая, Ада просто снесла мне крышу, причём основательно.
Я прекрасно знал, что рискую, привозя её к себе, но соблазн был так велик, что я не смог от него отказаться.
А теперь всё могло пойти по причинному месту, если я напугал Аду слишком сильно. Она казалась мне бабочкой, самой красивой на свете бабочкой, прикоснуться к которой стоило и жизни. И если сейчас я дам улететь этому мотыльку, то жизни мне не будет. Взвою навечно.
Выбора у меня не было совершенно, поэтому я постарался просто сделать так, чтобы она прекратила ругаться и смущаться
– Разве произошло что-то страшное?
Ада смотрела на меня своими огромными глазами, а я никак не мог ею налюбоваться. И её щеки пылали так ярко, что она, казалось, вот-вот устроит вокруг себя пожар.
– А разве не произошло? – моя избранная готова была вот-вот расплакаться, а я бы этого просто не выдержал, но не знал, что ей и сказать в тот момент. В любви признаться? Нет, врать я не привык… Влечение, симпатия, нежность – да, любовь – нет. Мне казалось, что любовь – это нечто более захватывающее, а не такое спокойное.
Меня спасло то, что девочка продолжила задавать вопросы:
– Зачем ты трогал меня? Для тебя ведь забава какая-то это всё? А я повелась, как дура последняя… – она склонила голову, и яркие вишнёвые волосы рассыпались по её плечам.
Её отчаянье, горькое, безумно горькое отчаянье, которое разливалось по всей комнате, заставило меня задохнуться. Почему в ней столько чувств? Почему их так ощущаю я? У меня тоже было вопросов вагон и тысяча тележек.
– А кто тебе сказал, что забава? – я, до безумия стыдно признаться, лишь силой воли заставил свой голос не дрожать. – Мне ведь тоже крышу снесло, дорогая, и сносит до сих пор, сносит каждую секунду, ведь ты, чёрт дери, рядом. Так что не надо рыдать, иначе я сейчас тоже… – из горла вырвался нервный смешок, а ведьминские глаза Ады смотрели на меня, подёрнутые пеленой выступивших слёз.
Она молчала, и я теперь тоже молчал. В этом была своя прелесть, но нить напряжения между нами натягивалась с каждой минутой всё сильнее и сильнее, а я сходил с ума, глядя на неё.
Для меня было диким наслаждением видеть раскрасневшуюся, смущенную и немного злую красотку. Кому-то бы она и красоткой совсем не показалась, но для меня ей только нимба не хватало. Я, наверное, этот нимб и сорвал вместе со стонами из её губ.
– Я не знаю, что тебе сказать, – я встал с кресла и направился к двери, чтобы выйти из комнаты и оставить Аду наедине с самой собой. – Ты прекрасна.
И я уже дёрнул ручку двери, открыл её. Будучи уже в коридоре, только волчьим слухом уловил едва различимое:
– Мне понравилось.
Усмешку сдержать уже не получилось.
***
Сразу же, выйдя из собственной спальни, отправился в душ, потому что моё возбуждение было настолько сильным, что я, будто тупая скотина, готов был уже наброситься на что угодно, более-менее напоминающее женщину. Учитывая недавний оборот, видимо, звериная сущность имела больше власти, чем обычно. Инстинкты волка, чёрт бы их брал!
Холодная вода не спасала. Температура все-равно не имела для меня особого значения. Я её ощущал, понимал, что тёплое, что горячее, а что холодное, но не испытывал никаких дискомфортов, как обычные люди, хотя, отчётливо помнил из детства и ранней юности, что такое мёрзнуть.
Член по-прежнему стоял колом, и у меня не оставалось других вариантов. Я обхватил его рукой и провёл плавно от кончика до основания и обратно. Я вспоминал, как Ада выгибается в моих руках, как она тихо стонет, как она кончает… Сладкие грёзы помогли мне быстро излиться семенем на стену.
Отдышался, душем смыл «следы преступления», а затем скривился.
Видел бы я двадцатилетний себя сейчас. Самоуверенный юнец, который направо и налево клялся, что такой тряпкой под ногами женщины никогда не станет, будь она его избранной хоть двести, хоть триста раз. Хоть тресни, вот и всё тут. К тридцати я ещё больше уверился в себе и стал даже думать, что пару свою где-то уже встретил, просто не обратил внимания. Я ведь всемогущ, и никак иначе.
А сейчас я бы всё отдал, лишь бы быть уверенным, что Ада будет рядом со мной всегда. Эта слабость была сильнее меня, я не мог противиться этому желанию.
Мысли роились в голове, и уже не мог ухватить какую-то из них и развить. К тому же, я лежал в гостевой спальне на неудобной кровати и совершенно не знал, чем бы заняться. Я даже забыл чёртов ноутбук, на котором была сохранена речь, составленная Адой.