Нежеланная жена

Я захожу в свою спальню, потому что ранее она говорила, что Амир спит там, и тихо прикрыв за собой дверь, крадусь к детской кроватке у стены. Вид моего сына заставляет что— то сжаться в груди. Я помню его совсем мелким, но на видео мамы он казался больше, чем в реальности. Амиру сейчас почти шесть месяцев, но он не слишком изменился, только стал еще толще. Малыш спит на спинке, сжав в маленьких пальчиках край одеяла. Узнает ли он меня, когда проснется? Испугается ли или сразу пойдет на руки? Мне столько еще предстоит узнать за тот короткий срок, что я проведу здесь.

Протягиваю руку и касаюсь кончиком пальца его щеки. Она мягкая и теплая, и мне хочется прикоснуться к этому месту губами, но я не делаю этого. Эгоистично будить спящего ребенка, пусть выспится. Я успею еще подержать его на руках и поиграть с ним.

— Он проснулся? — раздается тихий голос от двери и повернувшись, я вижу Самиру.

Отдергиваю руку от Амира и направляюсь к ней, закрывая за собой дверь и заставляя ее отступить в зал.

— Добро пожаловать домой, Мурад! — доброжелательно улыбается мне девушка.

— Спасибо, — киваю головой, невольно отмечая, что Самира, кажется, похорошела.

Или у меня от отсутствия жены мозги расплавились. Потому что в последнее время мне все окружающие меня женщины кажутся симпатичными. Конечно, на работе или в зале девушки флиртуют, прощупывают почву, но мне это неинтересно. Вернее, я себе этого не позволяю. У меня немало грехов скопилось за прожитую жизнь, но прелюбодеяние точно не станет еще одним.

Так ухожу в свои мысли, что не слышу того, что говорит мне Самира.

— Извини, я прослушал. Что ты сказала?

— Говорю, хочешь чай? Я торт купила.

— А, нет. Спасибо, я сыт.

Она кажется разочарованной и это до ужаса странно, потому что не похоже на ее прошлые реакции. Что с ней такое? И с каких пор Самира начала так доброжелательно и приветливо относиться ко мне?

* * *

Мурад совсем не настроен на общение, как бы я не пыталась вовлечь его в светскую беседу. Только смотрит на меня как— то странно, словно я несу полную чушь, и косится в сторону спальни, где спит пельмеш. Оно, конечно, понятно. Соскучился, наверное, по сыну, а тот все никак не проснется.

Решив отложить важный разговор на потом, когда он будет более сосредоточен, иду на кухню и сажусь рядом с тетей за стол.

— Он пока не хочет, теть, давай мы с тобой сами чай попьем, — говорю ей.

— Ну давай, — разочарованно вздыхает тетя.

Я разрезаю фруктовый торт из ее любимой кондитерской и кладу нам по кусочку. Чай уже на столе, осталось только разлить по чашкам.

— Я ему сказала о няне, — сообщает мне тетя. — Он не против, чтобы ты ухаживала за Амиром.

Я чувствую огромное облегчение, потому что от Мурада чего угодно можно ожидать. Он ведь меня очень не любит. А я очень люблю его сына и не могу себе представить, что было бы, останься я без него. Понимаю, что неправильно так собственнически относиться к чужому ребенку, но пельмешка я давно считаю своим. Не знаю кем именно, просто знаю, что он мой. И это еще одна веская причина не возвращаться в дом папы.

— Я не знаю, как попросить его, тетя, — умоляюще смотрю на нее, но она сразу понимает о чем речь.

— Просто попроси. Но знай, что я все еще этого не одобряю, Мира, и если от откажет, то давить на него не буду.

Черт! Она ясно дала понять, что против, и никак ее не уговорить. Что уж говорить о ее твердолобом сыне! Но если я не попрошу, то буду жалеть потом. Надо решаться.

После чая, готовлю бутылочку для малыша, потому что он вот— вот проснется, и иду обратно в гостиную, где все еще сидит Мурад.

— На ночное кормление Амир просыпается дважды, так что я заберу его в спальню тети, — сообщаю ему. — В люльку наш богатырь уже не помещается, поэтому, ты не мог бы помочь перенести кроватку, когда он проснется? Она тяжелая.

Мурад хмурится.

— Не нужно беспокоить маму, она и так плохо спит. Оставайся лучше с ним в спальне, а я посплю на диване.

Это самый оптимальный вариант, ведь диван большой и удобный, но я не осмеливалась сама предлагать, и теперь с облегчением выдыхаю, потому что это избавит нас от многих неудобств.

— Спасибо, — говорю как можно более безразличным тоном, потому что благодарить его и вообще говорить что— то приятное кажется ужасно неловким, ведь я привыкла быть в постоянной конфронтации с этим мужчиной.

Спасает меня очень вовремя раздавшийся требовательный крик маленького обжоры, так что я спешу в спальню с готовой смесью в руках и положив ее на тумбочку, беру пельмешка на руки.

— Ну что ты разорался, а? — воркую, неся его к пеленальному столику, чтобы сменить почти полный подгузник.

Прижимаю губы к вспотевшему лобику и кладу немного успокоившегося от моего внимания малыша на спинку, быстро стягивая с пухлых ножек ползунки и меняя подгузник, после чего одеваю их обратно и укладываю его на широкую кровать, чтобы покормить. Пельмеш у меня ленивый, поэтому после первых жадных глотков, ест медленно и долго, так что я ложусь рядом, придерживая бутылочку, и глажу его по мягким ручкам, ведь за то время, что он спал, я уже успела соскучиться.