Нежеланная женитьба

Онора могла бы ответить, что, если бы ей дали возможность, она бы и эти взяла без труда, однако спорить с дядей не стала. Она ездила верхом с отцом, едва научившись ходить. Их лошади, конечно, не были такими дорогими и породистыми, как у графа или герцога, однако практики у Оноры оказалось предостаточно. Она была совершенно уверена, что возьмет любое препятствие и, уж конечно, не испугается его.

Тетя по-прежнему встречала в штыки каждое сказанное племянницей слово, а то и откровенно подкалывала ее, и Онора приучилась говорить как можно меньше.

Частенько она размышляла о том, что неплохо было бы побеседовать с герцогом и выяснить, в какой области лежат его интересы. Она не забыла, как он спрашивал ее, сама ли она сочинила произведение, которое играла на рояле в его замке.

«Может быть, он интересуется музыкой, — думала Онора. — Если это так, то уже одна положительная черта у него имеется».

Об остальных она понятия не имела, однако ее не покидало нехорошее предчувствие, что таковых у будущего мужа не так уж много.

В замке у герцога Онора обнаружила огромную библиотеку. Похоже, книги собирались в течение многих столетий, однако она не осмелилась спросить, любит ли герцог читать.

А еще ей хотелось узнать, интересуется ли он политикой, внутренней и внешней. Она тщательно изучала газетную полосу, посвященную дебатам в палате лордов, пытаясь выяснить, произнес ли герцог хотя бы одну речь, однако ничего не обнаружила — возможно, герцогу, занятому хлопотами о предстоящей женитьбе, было не до речей.

С тех пор как Онора вернулась в Англию, она каждый день самым внимательным образом читала газеты. Ее родители, хотя и жили в небольшом захолустном городке, всегда следили за событиями в политической жизни страны. Особенно их интересовали дискуссии вокруг реформ, которые затрагивали жизнь небольших городов и поместий.

Онора была уверена, что герцогу об этом известно немало, поскольку он был владельцем многих поместий. Но и об этом она не могла его расспросить, так как они никогда не оставались наедине.

С каждым днем приданого становилось все больше. Оноре уже начинало казаться, что ей до конца жизни не сносить того, что напокупала ей тетя. Похоже, той просто доставляло удовольствие сорить деньгами, а почему, Онора никак не могла понять.

Ей не раз казалось, что, если бы герцог знал, сколько сундуков она собирается взять с собой из Лэнгстоун-Хауса, он пришел бы в ужас и посчитал бы свою будущую жену невероятной модницей.

«Ну к чему мне столько нарядов, — грустно думала Онора, — если я не нравлюсь ему ни в одном».

На балу, который устроила герцогиня Ричмонд, герцог Тайнмаут и графиня Лэнгстоун не спеша вышли из танцевальной залы и направились в сад.

Они молча брели в тени деревьев, украшенных китайскими фонариками, стараясь уйти подальше от шумного сборища.

— Как мне все это осточертело! — воскликнул герцог, нарушив молчание.

— Я знаю, — ласковым голосом отозвалась графиня. — Мне тоже. Но мы ничего не можем с этим поделать.

— Вся эта история действует мне на нервы!

— Я понимаю тебя, как никто другой, но после свадьбы все будет гораздо лучше.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что, любимый, больше не придется устраивать этих никому не нужных сборищ, а когда кончится твой медовый месяц, мы сможем беспрепятственно видеться друг с другом.

Наступила тишина. Герцог о чем-то напряженно размышлял. Впрочем, о чем, догадаться было нетрудно, во всяком случае, для Элин. Она поспешила разрядить обстановку:

— Не нужно беспокоиться об Оноре. Ты можешь поселить ее в своем загородном доме или в Лондоне, в общем, где тебе будет угодно, а мы будем устраивать тихие уютные вечера для небольшого круга настоящих друзей. Мы будем вместе, чего лишены в настоящий момент.

— Если меня вынудят произнести еще хоть один тост или какую-нибудь дурацкую речь, я все брошу и уеду за границу, — заявил герцог.

Помолчав немного, Элин проговорила дрогнувшим голосом:

— Как ты можешь быть таким жестоким, когда я думаю только о тебе? Представь себе, ведь в эту минуту ты мог бы быть уже в Германии со своей принцессой Софи.

— Да знаю я! — отмахнулся герцог. — Но в последнее время я чувствую себя, как в какой-то идиотской пьесе, которая никак не кончится, и у меня нет никакого желания ее продолжать.

— Ради нас с тобой тебе придется это сделать, — тихо проговорила Элин.

Герцог и не догадывался, что во время этой беседы графиня направляла его в сторону одной из увитых зеленью беседок, которых по всему саду стояло великое множество. Эта находилась в тени, и когда они вошли в нее, графиня, вместо того чтобы усесться на мягкие подушки, прильнула к герцогу и обняла его за шею.

Он поцеловал ее грубо, зло, словно вымещая на ней свою досаду, а не наслаждаясь тем, что делает.

Элин прижалась к нему еще теснее, поцелуи стали жарче, страсть захватила обоих в свои цепкие объятия. Графине опять удалось развеять его дурное настроение, подавить недовольство, в последние дни зревшее внутри и уже вот-вот готовое выплеснуться наружу.