Нежеланный гость

Вскоре Беверли, благоухая розами, вышла из ванной и приблизилась к кровати. Крем сделал ее кожу мягкой и нежной, и в новой шелковой сорочке она чувствовала себя неотразимой. Генри сидел в кровати и читал. Когда он поднял голову от книги, Беверли кокетливо улыбнулась, неожиданно смутившись. Как нелепо.

Но такой реакции она от него не ожидала: муж выглядел чуть ли не напуганным. Похоже, он ничуть не рад и совсем ее не хочет.

Беверли была потрясена.

Генри быстро взял себя в руки и сказал:

– Прости, дорогая. Я просто… очень устал.

Хотя он всего лишь ответил ей ее же словами, ей показалось, что он отвесил ей пощечину. К лицу Беверли прилила кровь, глаза защипало от слез. От обиды она не знала, что сказать. Неужели она жила в иллюзиях?

– Я думала, мы приехали, чтобы побыть вместе, – сдерживая слезы, сказала она. – Но, кажется, ты не слишком этого хочешь.

Он с шумным вздохом отложил книгу и тихо сказал:

– Возможно, уже слишком поздно.

Слишком поздно? Не может быть, чтобы он говорил всерьез. Не может быть. Она расплакалась, хлюпая носом. Как больно. Напуганная и растерянная, она неподвижно стояла перед ним в тонкой, как паутинка, ничего не скрывающей сорочке. Так и было задумано, но теперь она жалела, что купила эту проклятую ночнушку. Лучше бы она вообще не заходила в этот пафосный магазин белья пару недель назад, надеясь и краснея. Ей вдруг захотелось, чтобы они вообще не приезжали в это проклятое место. И что только взбрело ей в голову? Она не хотела, чтобы их брак окончательно распался у нее на глазах. Надо было оставить все как есть. Они были слишком заняты, чтобы задумываться о жизни и отношениях, и, возможно, так и продолжали бы дружелюбно не замечать друг друга, уделяя все внимание нуждающимся в них детям. Она не желала разглядывать их отношения под микроскопом. Зачем открывать этот ящик Пандоры? Беверли вдруг испугалась того, что Генри еще может сказать. Испугалась остаться в одиночестве, испугалась, что ее бросят. Несмотря на карьеру, она никогда не чувствовала себя независимой. Развод разорит их обоих, и оба они это знают. Она с ужасом подумала, что если он хочет разойтись, то, должно быть, безнадежно несчастлив.

Возможно, уже слишком поздно. Какая же она дура. Она не видела дальше своего носа, не знала, о чем он думал. Все эти мысли вихрем пролетели у нее в голове, пока она, покрываясь мурашками, беззащитно стояла перед Генри в своем дорогом неглиже. Стесняясь собственного мужа, она скрестила руки на груди, видневшейся в вырезе ночнушки, который вдруг показался ей непристойным. Что, если он с ней порвал? Мысли неслись, как потерявший управление поезд, мчащийся к катастрофе. Беверли хотелось завернуться в свой плотный махровый халат, но она не могла пошевелиться. Она мешком осела на кровать и, тяжело, прерывисто дыша, спросила:

– Что ты имеешь в виду?

Он вздохнул и с сожалением сказал:

– Беверли, мы уже давно не были счастливы.

Она не знала, что ответить. Конечно, они не были счастливы. Никто из ее друзей не был счастлив – а как может быть иначе с разорительной ипотекой, изматывающей работой, проблемными подростками и стареющими родителями? Учитывая лежащий на их плечах груз забот, в их возрасте счастье казалось утопией. Недоуменно глядя на мужа, она подумала, что тот ведет себя как ребенок. Должно быть, у него что-то вроде кризиса среднего возраста. Капризничает, как балованный малыш, который хочет все время быть счастлив и не понимает, что всегда быть на седьмом небе невозможно. Так не бывает. Генри не из тех мужчин, которые в один прекрасный день понимают, что несчастны, посылают к чертям старую жизнь и делают что хотят. Конечно, нет. Она же не может все бросить и творить что вздумается, лишь бы стать счастливой. Женщины не могут выставлять себя такими идиотками. Общество им не позволит. Зато мужчины так поступают постоянно. Беверли почувствовала, что ожесточилась не только на мужа, но и на весь мир. Почувствовала себя бессильной – да, она гораздо слабее, чем он. Ей никогда не хватало ни эгоизма, ни даже времени, чтобы задуматься о собственном счастье.

Она сидела, глядя на Генри и думая, что чуть было не лишилась всего. Но, может, все-таки еще не слишком поздно. Ему стоит только сказать, что он сморозил глупость, что он, конечно, ее любит и хочет наладить отношения. Что у них просто накипело и он это понимает. Что им обоим пришлось нелегко и нужно помочь друг другу, научиться дорожить браком. И тогда, она уверена, они могли бы снова друг друга полюбить. Она не готова сдаться. Не сейчас. Но, сколько она ни ждала, он все молчал.

– Что значит «ты не был счастлив»? – наконец с напускной сдержанностью спросила Беверли.

Ей хотелось шлепнуть его по губам, как капризного ребенка. Эгоистичный мальчишка. Ей хотелось одернуть его так же, как она одергивала детей, пока они не превратились в своевольных, неуправляемых подростков. Он не отвечал, и она добавила:

– И с чего ты взял, что у тебя больше прав на счастье, чем у всех остальных, – например, у меня, у Тедди и Кейт?