Нежеланный ребенок майора

— Тим, я могу с ним поговорить? — смотрю на майора и перевожу взгляд на капитана. Второй явно без понятия, зачем мне это надо. — Вы нас наедине оставьте. Я попытаюсь что-нибудь расспросить. Уверена, хоть что-то, но расскажет. А если нет, то он снова ваш. Пожалуйста.

Не задумываясь, Тимофей отпускает меня и выходит из помещения. Заходит в ту комнату, где Рамиль «беседует» с моим братом. Надевает на Антона наручники. Не вижу, что делает дальше, потому что стоит спиной ко мне, а когда выходит, я замечаю, что брат привязан к стулу.

— Рам, на выход!

И они покидают комнату. Ломаю себе ногти чувствуя, как бешено бьётся мое сердце. Вот-вот выпрыгнет из груди, разорвется. Умом понимаю — если Антон начнет говорить о прошлом, мне это не понравится!

— Лис, я знаю, что ты сможешь его разговорить. Он связан — навредить тебе не сможет, — майор заправляет прядь мне за ухо и шумно сглатывает. — Честно, не хочу тут торчать до самого утра. Лучше ты поговори с ним «по душам». Иначе Тимур его запросто сделает инвалидом. А потом поедем домой и начнем всё с самого начала.

— Думаешь, получится? — выдыхаю, нервно поправляя одежду. — Ладно, дайте мне час. И, пожалуйста, не мешайте. Я сначала постараюсь с ним поговорить о другом.

— Мне эта идея совсем не нравится, — возмущается капитан. — Не легче ли заставить?

— Нет, — обрывает Рам. — Нам нужны честные признания. Я буду снимать на камеру.

Это они явно издеваются. Вижу же, как улыбаются. Неужели со стороны эта ситуация выглядит такой забавной?

Пожав плечами, бросаю на ментов грустный взгляд и направляюсь в помещение, где сидит брат. При виде меня Антон напрягается. Сжимает не только челюсти, но и пальцы в кулаки. Скрипит зубами.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — говорю, присаживаясь. — Планируешь придушить меня собственными руками. Наконец, сделать то, о чем мечтаешь много лет.

Брат сверлит меня ненавидящим взглядом. Действительно, будь у него шанс, наверняка убил бы меня прямо здесь.

— Всё из-за тебя! — шипит сквозь стиснутые зубы. Его не узнать: губы разбиты, нос вдвое больше, глаза красные.

— Ты как маленький ребенок, Антон, — усмехаюсь. — Как маленький мальчишка, у которого отняли конфету…

Мне становится обидно. Смотрю на него и задыхаюсь от переполняющих меня эмоций. Ведь я ему никогда ничего плохого не делала. За что он так ненавидит меня?

— …Хорошо. Допустим, у тебя отняли конфету, — не без сарказма заявляю я. — А ты хоть догадываешься, что отнял у меня ты? Задумываешься?..

Брат молчит. Откидывается на спинку стула и смотрит на меня. Желваки играют на его лице.

— …Ты отнял у меня детство, Антон. Ты отнял у меня маму, — на глаза наворачиваются слезы, и ком встаёт поперек горла. — Я приходила домой с работы, и мне нечего было есть. Почему, догадываешься? Потому что тебе нужно было «жрать» — это твои слова, верно же? Ну а я голодная и на работу шла, и возвращалась. Потому что у меня ни копейки не оставалось, чтобы покушать. Почему? Да потому что ты и деньги мои отнимал! И что, тебе жалко тех конфеток, которые отнимаю у тебя я? Да, Антон? Отвечай, черт тебя раздери!

— Строишь из себя умненькую, а сама…

— Что сама? — перебиваю. — Я из-за тебя ложные показания дала! — встаю с места. Перехожу на крик, не в силах контролировать свои эмоции. — Я дала ложные показания, чтобы ты маму мою спас! Ты обещал увезти ее в больницу! Обещал лечить! А я поверила тебе!

Сглатываю раза за разом, но ком в горле душит. Вытираю слезы со щеки и присаживаюсь обратно. Нужно успокоиться. Нужно взять себя в руки. Дьявол, это так сложно!

Брат смотрит на меня безразличным взглядом. Ему по одному месту, что я сейчас чувствую. Нечему удивляться. Он всегда был таким.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Знаешь, я всегда мечтала о старшем брате, — шмыгаю носом, всматриваясь в темные глаза Антона. — Так хотела, чтобы он забирал меня из школы. Или мама… папа. Но у меня никого не было, Антон. Я смотрела на одноклассников и завидовала…

Я смеюсь сквозь слезы, вспоминая те дни. Дни, когда стояла перед окном школы и ждала, чтобы остановился дождь. Потому что обувь была рваная, зонтика не было вообще. Я промокала насквозь, пока доходила до дома. У меня не было никого, кто мог бы за меня волноваться. Только мама, но она появлялась дома поздно — работала, а денег хватало только на самую простую еду, электричество и воду. Она знать не знала, что я плакала до самого утра, утыкаясь носом в подушку. Ребенком была. Хотела всё, что было у одноклассников, но понимала: у меня не будет гелиевых ручек, тетрадей с красивыми обложками и цветных карандашей — это всё просто не на что купить.