– Это одна из моих служанок, – соврал имсит привычно, видимо еще не подозревая, что моя фамилия в общей системе уже изменена. – Что опять она натворила?
– Написала несмываемой краской “Свободу людям” на здании военного министерства. Это уже второй случай за неделю, а за месяц… – начал было мужчина перечислять мои заслуги, попутно снимая с меня наручники.
Одним уверенным шагом отец вышел из дома. Прихватив полиционера за плечо, имсит отвел его в сторону. Хрустящие купюры шелестели, собираясь в весомую стопку.
Сложив руки на груди, я привалилась к стене в ожидании бури. Могла бы запросто сбежать вот прямо сейчас, но правда в том, что отец меня быстро догонит. Люди уступали имситам и в силе, и в ловкости, и в скорости, и по ряду других параметров. Мы с ними и рядом не стояли, но все-таки нам приходилось уживаться в мире, где всем заправляли они.
Правда, другим повезло гораздо больше. Они не жили с имситом под одной крышей и не были вынуждены ему беспрекословно подчиняться.
– И мот мой верните! – выкрикнула я собирающемуся уйти полиционеру.
– Войди в дом, – процедил вернувшийся отец.
В особняк я входила с неохотой. Прекрасно знала, что, как только дверь закроется, не будет этой показной вежливости.
– Между прочим, никто не поверил в то, что я ваша служанка, господин Мерль. – не удержалась я от замечания. – Не подскажете, почему в общей системе вдруг изменилась моя фамилия?
– Замолчи, – приказали мне, не собираясь отвечать на мой вопрос. – Немедленно отправляйся в свою комнату. Ты наказана.
– На сколько дней? – спросила привычно.
– До конца своей жизни! – вдруг повысил имсит свой голос, что было удивительно. – Ифон на стол.
Вытащив старенький ифон из кармана, я спокойно положила его на стол. Он достался мне по наследству от мачехи и уже давно беспрестанно глючил.
– И второй тоже! – добавил отец, которого своим отцом я, по сути, и не считала.
Потому что он меня своей дочерью никогда не считал, а мое существование не то что игнорировал, а гораздо хуже.
– Но это мой ифон! Я купила его себе сама!
– За мои деньги, – упрекнули меня, проигнорировав и мое негодование тоже.
Достав из заднего кармана штанов второй компактный ифон, я с неконтролируемой злостью бросила его на пол. А потом еще и потопталась, измельчая до крошки.
– Довольны, господин Мерль?
– Не доволен, – отчеканил мужчина, усаживаясь на светлый кожаный диван в гостиной. – Убери это и иди в свою комнату.
Теперь игнорировать училась я. Пройдя мимо остатков ифона, я взобралась по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Моя комната была самой маленькой и самой ближайшей. Толкнув дверь, которая не имела замка внутри, но была оснащена им снаружи, я так и застыла.
По ступенькам я слетела гораздо быстрее, чем поднялась.
– С каких пор на моих окнах решетки?!
– Ты наказана, – повторил имсит, словно заведенный. – Только попробуй выйти из дома еще хоть раз.
Психанув, я вернулась к лестнице. Была раздражена, раздосадована и обижена. Да лучше бы я действительно угнала чужую летную машину и скрылась в одном из соседних городов, чем не имела ни шанса вырваться отсюда.
– Завтра ты отправишься на Малли, – вдруг донеслось мне в спину, вынуждая молниеносно обернуться.
– Вы не посмеете упрятать меня в тот колледж! – закричала я, распрощавшись с разумом.
Никто не позволяет себе так разговаривать с имситами, но мне действительно уже было все равно. Я понимала, что означает этот колледж. Что для меня означает изменение фамилии.
– Еще как посмею, – прошипел отец. – Когда тебе введут третий ген…
– Я не хочу быть модифицированной! Я хочу поступить в космическую военную академию! – мой голос звенел от гнева.
– Мне плевать, чего ты хочешь. Ты – моя собственность. Ты полетишь в этот колледж, ты получишь третий ген и выйдешь замуж за того, за кого скажу я, – поднялся мужчина на ноги. – И приоденься к ужину. Сегодня ты ужинаешь с нами.
– Ненавижу вас! – Слезы стояли в глазах стеклом, но я не дала им волю.
– Мне плевать.
Бессильная ярость, всепоглощающая ненависть – они бились в моей груди вместе с сердцем. Я ненавидела этого имсита, ненавидела его семью и этот проклятый дом. В нем я с самого детства чувствовала себя заложницей, пятой ногой у собаки, той, за чье появление на свет всем вокруг было стыдно.
С силой, на какую только была способна, я захлопнула дверь своей комнаты. Как была – обутая, одетая, – так и рухнула на кровать, что в тот же миг неприятно скрипнула. Эта кровать, как и ифон, досталась мне по наследству, но уже не от мачехи, а от младшего брата, которого и братом-то никогда назвать не могла.
Никого из них я никогда не могла назвать своей семьей. Няня строго запрещала мне называть отца отцом, а братьев братьями. Именно няня стала моим единственным близким человеком в этом доме, потому что мама умерла при родах, а другим я попросту была не нужна.
Совсем не нужна.