Нежить

— Прошу, извините меня великодушно.

— В этом нет нужды. Чтобы выяснить, что задумал Неврон и его прихвостни, ты обходился без сна в течение десяти дней. Если хочешь, можешь отправиться в постель.

Оценив свое состояние, он решил, что пока в этом не было нужды. Он чувствовал себя не столько измотанным, сколько сбитым с толку. Он помнил, как не спал целыми днями, шпионя за орденом Заклинательства, но у него возникло странное ощущение, что все это происходило многие годы назад.

— Благодарю, Ваше Всемогущество, но я в порядке.

Она склонила голову.

— Ваше Всемогущество? Ты что, возвел меня в ранг зулкира? Боюсь, Мутреллан это не понравится.

Он сморгнул.

— Разве она не умерла во время войны?

— Какой войны?

— Той, в которой вы с остальными зулкирами сражаетесь против Сзасса Тэма, — и которая практически превратила Тэй в пустыню, хотя никто бы так не сказал, глядя на Элтаббар в этот теплый и солнечный летний денек.

Дмитра покачала головой.

— Должно быть, тебе приснился очень странный и правдоподобный сон. Увы, я всего лишь тарчион. Я поддерживаю Сзасса Тэма, и, учитывая, что ты работаешь на меня, ты тоже. Нет среди зулкиров никакой войны, если, конечно, ты не подразумеваешь под этим словом наши обычные политические дрязги, направленные на то, чтобы изменить государственный курс в ту или иную сторону.

— Я… Хорошо.

— Я настаиваю, чтобы ты пошел и отдохнул. Кто–нибудь тебя проводит, — она согнула палец, и к ним поспешно направились двое рабов.

Маларк почувствовал укол тревоги. Он знал, что никаких причин для этого не было. Эти люди, запуганные прислужники, не имели никаких оснований желать ему зла, а даже если это и было не так, они все равно никогда бы не осмелились перейти к решительным действиям. Вдобавок они не умели сражаться и были безоружны, что делало их шансы на успех практически равными нулю.

Поднявшись на ноги, он заставил себя спокойно ожидать их приближения. Дмитра улыбнулась ему со своей кушетки.

Её улыбка выглядела какой–то неправильной. Возможно, она была слишком злой или триумфальной. Но, так или иначе, это напомнило ему, что она являлась мастером иллюзий. Он напряг волю, чтобы рассеять туман в голове.

Внезапно на мир резко опустился мрак — образ дня, который волшебница заставила его увидеть, сменился реальностью, в которой царила ночь. Люди, которых он принимал за рабов, оказались легионерами, которые вот–вот вонзят клинки в его тело.

Напряженными пальцами он одновременно ударил каждого из них в горло и рванулся вперед, растолкав их в стороны. За ними стояла Дмитра. Её глаза в смятении расширились.

Хоть он и не заметил, чтобы её окружало свечение или что–либо в таком роде, он не сомневался, что она была окутана защитными заклинаниями. Закричав, чтобы сконцентрировать всю свою силу и волю, он ударил её в грудь.

Шпион почувствовал, как ломаются ребра и их осколки впиваются в её пульсирующее сердце. Дмитра завалилась назад.

Это была идеальная смерть. Она погибла, творя искусство обмана, которое составляло саму её сущность. Маларка охватило смешанное чувство ликования и зависти, которое обычно посещало его в подобных нечастых случаях.

Но у него не было времени на созерцание. Бросившись к одному из Красных Волшебников, он схватил висевший у него на груди алый амулет и рванул его, свернув иллюзионисту шею.

* * *

Бардовские способности Барериса уже иссякли, и у него осталась лишь одна стрела. Он принялся осматривать землю в поисках подходящей цели.

Атаковать туманное чудовище было не лучшей идеей. Похоже, даже магия не способна причинить ему никакого вреда, хотя оно выглядело таким бесформенным, что судить об этом оказалось сложно. Если кому–то и удавалось ранить эту тварь, нанесенный ей урон, скорее всего, компенсировался тем, что она постоянно поглощала жертву за жертвой и увеличивалась в размерах.

Он заметил натягивающего тетиву орка. Судя по тому, где он стоял, этот орк был из гарнизона крепости Сожалений. Следуя примеру остальных своих товарищей, он держался подальше от туманного чудовища. А, когда армия южан стала отступать назад перед неумолимым наступлением твари и ряды солдат смешались, он со своими соратниками принялись расстреливать тех, кто оказывался в пределах их досягаемости.

Прежде чем орк успел прицелиться, Барерис выстрелил. Острие вонзилось в шею воина чуть выше плеча. Пошатнувшись, он спустил тетиву, и стрела его ушла «в молоко».

Другой орк завопил, указывая на барда пальцем, и с земли в него устремилось целое облако стрел. Подняв одно крыло и опустив другое, Танцор повернул и уклонился в сторону. Но одна стрела вырвала перо из крыла грифона, и Барерис осознал, что его питомец был вымотан не меньше, чем он сам.

Он подумал, что настало время отступить, но не смог заставить себя отдать Танцору нужную команду. Пока — нет. Он не улетит, пока не убедится, что ситуация на самом деле была совершенно безнадежна. Бард заставил своего питомца подняться выше, чтобы окинуть взглядом поле боя.