Расти невозмутимо смотрел на мужчину за столом; галстук мужчины отражал искры от пресс-папье. Помощник продолжал блевать. Мужчина за столом выдал еще одну фальшивую улыбку и сказал:
— Это твой шанс стать настоящим героем, Расти. Ты это понимаешь?
— Конечно, — ответил Расти, потому что именно это хотел услышать мужчина.
Солнце скрылось за облаком, и пресс-папье сверкало не так ярко. Оно было столь же соблазнительно, как и прежде, но не таким мучительным образом.
— Хорошо. Потому что, если ты не справишься, если скажешь не то, что надо, я расскажу твоей жене, чем ты в действительности занимался при жизни, Расти. Я расскажу ей, каким ничтожеством, каким дерьмом ты был. Ты больше не будешь героем, Расти.
Помощник снова поднял голову от ведра. Вид у него был изумленный. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же захлопнул его вновь. Расти улыбнулся бедолаге. «Может, я и был дерьмом и ничтожеством, — подумал он, — но я никогда не шантажировал трупы. Даже твой подхалим помощник понимает, какой ты моральный урод».
Солнце вышло из-за облака, и пресс-папье снова засверкало.
— Договорились, — сказал осчастливленный Расти.
Мужчина за столом наконец немного расслабился. Он откинулся в кресле. Он стал снисходительным и откровенным.
— Хорошо, Расти. Превосходно. В виде исключения ты совершишь один правильный поступок, так? Ты поможешь мне убедить всех этих трусов, что пора оторвать задницы от насиженных мест и заняться делом.
— Да, — сказал Расти. — Я совершу правильный поступок. Спасибо за предоставленную возможность, сэр. — На этот раз он был серьезен.
— Не за что, Расти.
Расти чувствовал, что вот-вот начнет ерзать, как щенок.
— Теперь я могу взять пресс-папье?
— Да, Расти. Подойди и возьми.
Расти осторожно, чтобы не сойти с брезента, шагнул вперед и схватил пресс-папье. Оно было таким же гладким, таким же тяжелым и восхитительным, как он и предполагал. Расти прижал пресс-папье к груди. Хрустальный шар приятно холодил пальцы, и Расти начал укачивать его, как младенца.
Расти никогда не понимал тонкости науки оживления мертвых, но полагал, что это и не важно. Вот результат — он воскрешен. Но Расти знал, что технология оживления жутко дорогая. Когда ее только придумали, горюющие родственники умерших раскошеливались на страховки, перезакладывали имущество, залезали в страшные долги только ради того, чтобы провести еще один день с любимыми, которых они потеряли.
Эта тенденция не продлилась долго. Мертвые не были приятны в общении. Технология работала только с теми, кто не был забальзамирован или кремирован, потому что оживлять следовало более или менее целые и более или менее не изменившиеся химически трупы. Таким образом, чаще всего оживляли жертвы несчастных случаев и самоубийц — внезапно умерших, неожиданно умерших, тех, кто умер не попрощавшись. Нелюбимых, искалеченных, израненных.
Мертвые пахли, они на глазах разлагались — быстрее или медленнее, в зависимости от того, сколько времени прошло между смертью и тем мгновением, когда их оживили. Они теряли пальцы и носы. Они оставляли после себя собственные частички, будто сувениры на память. И оживленных очень мало интересовали хитросплетения мира живущих. Их притягивали другие вещи. Они любили цветы и животных. Они любили играть с едой. Открытые краны приводили их в восторг. Первый из оживленных, мистер Отис Мэгрудер, погиб, врезавшись в дерево, когда катался на лыжах. Все двадцать четыре часа своей второй жизни он просидел на подъездной дорожке к своему дому и лепил пирожки из земли, пока его жена и дети рассказывали ему, как сильно они его любят. Всякий раз, когда кто-либо из родственников мистера Мэгрудера страстно признавался ему в любви и преданности, он кивал и произносил: «Угу». Потом Отис в очередной раз запускал пальцы в землю и улыбался. На восемнадцатом часу, когда его жена, отчаявшись, спросила, что еще ему рассказать и может ли она ему что-нибудь дать, он поднял голову и спросил: «У тебя есть пластмассовое ведерко?»
Шестью часами позже, когда мистер Мэгрудер благополучно вновь ушел из жизни, его жена сказала журналистам: «Ну, Отис всегда витал в облаках. Думаю, поэтому он и врезался в то дерево». Однако оказалось, что следующие оживленные мертвые — промышленные магнаты, ученые, гангстеры — тоже были со странностями. Мертвых не привлекали вещи, которые интересовали живых.