Ряд парапсихологов считает, что призраки такого рода — всего лишь “записи”, которые въелись в останки или стены у места погребения и оживают, подпитываясь энергией других людей. И чем больше эмоций вызывает появление призрака, тем более сильную подпитку он получает, наращивая свои способности. Его тяготение к месту захоронения не случайно: там сосредоточен “эпицентр”, и, отходя от него, призрак ослабевает, а после похорон останков — исчезает или лишается силы, как прибор с вынутой батарейкой. Призрак может сохранять остатки личности покойника: у Афинодора он не просто подошёл к месту погребения, а ждал философа и манил его пальцем. Неужто псевдожизнь в виде призрака настолько ужасна или тосклива, что он сам хотел прервать её?
Эту гипотезу подрывает исследование парапсихолога Эрнеста Боццано. выделившего в отдельную группу случаи, когда покойники мирно почили у себя дома и были похоронены как надо, но тем не менее их призраки “по какой-то причине проявляли беспокойство или недовольство тем, что их предсмертная воля не была выполнена”. После выполнения того, что хотел при жизни покойник, призрак обычно исчезал. Есть случаи, когда человек умирал на чужбине, и тем не менее его призрак появлялся в доме, где тот прожил много лет. Связь с останками здесь является ещё менее очевидной.
К тому же призраки не всегда заинтересованы судьбой своих останков или другими земными заботами и чаще всего просто ходят по дому, заодно вызывая поддерживающие их существование эмоции. Игорь Винокуров заметил:
«Привидение редко ведёт себя как нечто, что пытается достучаться до нас с того света. Они частенько просто стоят или парят вблизи очевидца, не проявляя ни малейшего желания что-либо сказать или показать ему. Неразговорчивость привидений, свойственная большинству из них, как бы провоцирует некоторых исследователей наклеивать на все без исключения призраки ярлык безжизненных обрывков или застывших, мёртвых образов, исторгнутых сознанием. Однако это не так, поскольку разнообразие форм поведения привидений достаточно велико. Некоторые из них являются, вроде бы не имея за душой никакой определённой цели, и очевидец оказывается не в состоянии понять намерения необычного гостя. В других случаях они выказывают явные признаки интеллекта и разумно спланированной цели, а также проявляют инициативу в её достижении. Иногда призраки выглядят вполне серьёзными, но бывает, ведут себя игриво или как бы ангельски, а то даже и демонически.»
Так было и в случае с “Коричневой леди”, опубликованном в книге Роберта Дель Оуэна “Спорная область между двумя мирами” (СПб., 1891). Он приводит рассказ Флоренс Марриэт, которая передаёт воспоминания очевидца — своего отца, писателя Фредерика Марриэта. “Сохраняя в изложении все подробности событий, я тщательно маскирую имена лиц и названия мест, чтобы своей неосторожностью в этом отношении не оскорбить скромность ещё живых людей”, — щепетильно уточнила Флоренс.
После смерти всех участников событий сохранять инкогнито стало бессмысленно. Место действия — Рейнхем-холл в Норфолке, Великобритания; им тогда владело семейство Таушендов. События происходили во второй половине 1830-х годов:
«В одном из северных графств Англии стоит загородный дом — Бернгам-грин, доставшийся современным его обитателям, сэру Гарри и леди Бэлл, по наследству. У дома этого есть свой дух, но владельцы, “как это бывает почти всегда с развитыми людьми, только смеялись над такого рода слухами”. Они окружили себя всевозможной роскошью и не хотели ничего знать про легенду.
Знакомые на радушные приглашения хозяев стекались массами в Бернгам-грин; все находили и местность очаровательной, и хозяев прекрасными людьми. Но спустя некоторое время гости уже извинялись, как-то уклончиво, в необходимости сократить своё посещение и робко отклоняли все дальнейшие приглашения хозяев. Оказывалось, что они знали уже о местном духе; некоторые утверждали, что видели его, а остальные ни за что не соглашались оставаться в беспокойном доме.
Сэр Гарри и леди Бэлл были крайне раздосадованы и делали всё, что могли, чтобы искоренить суеверный слух. Они расследовали историю призрака, слывшего под именем “хозяйки Бернгам-грина”, и открыли, что это был, по народному преданию, дух одной женщины из числа их предков, жившей во времена Елизаветы, которая подозревалась в отравлении своего мужа. Её портрет висел в одной из спальных комнат, оставшихся без употребления.