Нежить или Таинственные существа

Боясь каких-нибудь последствий для её здоровья, а особенно умственного расстройства, мы заблагорассудили поехать на некоторое время в Илек; там-то и встретились со знакомым мне доктором Алек. Дмитр. Шустовым, который, удивляясь нашим дивам, успокоил нас тем, что объяснил, хотя и поверхностно (так как дело было проездом), что это, вроде вероятно, дело электричества и магнетизма, проявляющихся вследствие особенного состава почвы под нашим домом, а что группируется всё это около моей жены, так как она, вероятно, тоже имеет к этому особенные индивидуальные предрасположения. Считаю не лишним заметить, что жена моя — женщина небольшого роста, блондинка, телосложения не особенно слабого; характера довольно спокойного и сосредоточенного, темперамента скорее флегматичного.

Эти указания доктора действительно нас несколько успокоили, и мы все, т. е. кто мало-мальски мог понять что-нибудь, перестали приписывать это чертовщине. Но так как это сильно заинтересовало доктора, то мы на другой же день и поскакали обратно к себе на хутор, находящийся верстах в 30 на р. Кинделе. Там, по предварительной пляске Марьи, мы часов в 10 вечера наблюдали повторившиеся чудеса в виде стуков по стеклу, по стене и всё опять-таки в комнате жены, царапанье за ковром, около её кровати, в то время, когда она спала. Но на этот раз, как нарочно, не было ни резких стуков, ни подбрасываний, но тем не менее факт подтверждался, и мы были рады, а доктор, воспользовавшись этим, сделал нам ещё несколько пояснений, ещё более убедивших нас, что это не чертовщина. Но, чтоб всё-таки не оставаться под этим впечатлением, он посоветовал на некоторое время уехать из дома в город.

В продолжение 11 дней, прожитых нами там, по справкам от оставшихся в доме на хуторе, ни разу никто из них ни днём, ни ночью не слыхал ни малейшего стука. Но представьте наш ужас, когда по возвращении в дом 21 числа и по наступлении ночи, т. е. как только улеглась моя жена, стук и бросание вещей в её комнате возобновились снова; причём столовый ножик, лежащий на печке, с силою, после других вещей, был брошен в дверь, что заставило нас с этих пор прибирать уже всё более тяжеловесные вещи.

Но пред открытием, сделанным нами в следующий вечер, т. е. на 24 число, всё, прежде бывшее, положительно бледнеет, именно, в то время, когда жена уже легла спать и барабаненье около неё в стену началось, я ходил в другой комнате со своей дочуркой и напевал ей: “Я цыганка молодая…”, тогда жена моя и другие около неё, в том числе и мой добрый приятель, Лукьян Семёнович Алексеев, просят меня продолжать этот мотив, так как, оказывается, что барабаненье в стену отчётливо вторит моему пению. Переменяю “цыганку” на “фигурантку”, и мне вторят совершенно верно и этому мотиву. Чтобы убедиться в музыкальной способности этой вторящей или аккомпанирующей силы, Л.С. заводит протяжную казацкую песню: “Не ясные соколики…”, и стук этот, видимо, старается как можно тщательнее подделываться под протяжный тон песни: хотя заметно, что ему это очень трудно. Но как только переменять на более весёлый мотив, то звуки пойдут гораздо резче и веселее.

Наконец жена взяла к себе на кровать ребёнка; стук разом прекратился, и уже на все наши завывания и старания каким-нибудь образом вызвать его снова он молчал упорно до тех самых пор, пока уснувшего возле матери ребёнка не положили в люльку, и эта сила, как бы обрадовавшаяся, в ту же минуту проявила себя, швырнувши обе вязанки, лежавшие на полу у кровати, в стену.

Чтобы продолжать наши опыты, жена моя по просьбе нашей перешла на другую кровать в той же комнате, рядом со стеклянною дверью, по другую сторону которой в другой комнате мы все и поместились для наших музыкальных занятий.

Стук по стеклу был слышнее и отчётливее, и вот начались потеха и всевозможные песни, польки, марши и мазурки были исполнены блестящим образом. Но вот старухе, моей матери, вздумалось пропеть молитву, и мы тихо затянули “Отче наш”; что же бы вы думали? ни гугу — молчок! Только под конец сделан аккорд. Думая, что в этом мотиве мало такта, мы начали “Пасху”, как мотив довольно живой; но нет, не обманешь, — ни звука, как будто ничего и не было. Но вот опять тотчас же начинают протяжную, даже умышленно с перерывами, “Во лузях” — вторит и, временами приостанавливаясь, старается попадать в такт.

В это время я позвал своего работника, татарина, и попросил его пропеть по-своему молитву, только почаще, — молчание. Два раза принимался он за “Аллах Бисмилля”, и ни звука в ответ. А как в ту минуту я начинал нарочно речитативом подражать татарину из “Волшебного стрелка”: “О, духи, духи, с подземелья…”, то звук в стекло громко и отчётливо выбивает каждый такт. Начинаем просто вызывать, например: стукнем один раз, и в ответ раздаётся один удар. Два раза — и столько же ответных стуков!