Нежить

— Да. — Льюис коснулся лица — трогал оспины. Даже в темноте я узнал жест, ведь я знал его достаточно долго.

— Хотя не знаю, — добавил он. — Вполне возможно, правые вообще пропустят эти выборы. Они считают, что грядет Второе пришествие, какое им дело до политики?

— Посмотрим.

Льюис залпом допил скотч и поднялся.

— Да. Посмотрим.

Я не двинулся с места, когда он пошел к двери, лишь наблюдал за его отражением в большом панорамном окне. Он открыл дверь и обернулся — высокий силуэт на фоне освещенного коридора, чье лицо терялось в тенях.

— Роб?

— Что?

— Ты в порядке?

Я осушил стакан и покатал скотч во рту. Мне хотелось сказать: «В последнее время мне плохо спится. Мне снятся странные сны».

Но вслух я произнес:

— Я в порядке, Льюис. Я в полном порядке.

* * *

Хотя я вовсе не был в порядке.

Никто из нас не был в порядке, но даже сейчас (а может, особенно сейчас) первое, что приходит в голову о тех первых неделях, — это как незначительно воскрешение мертвых затронуло нашу повседневную жизнь. Отдельные случаи попадали в новости — я помню сюжет об аресте серийного убийцы, чьи жертвы вылезли из неглубоких могил на заднем дворе, — но в большинстве своем люди жили как раньше. После первого шока рынок успокоился. На прилавках к Дню благодарения появились индейки; на радиостанциях отсчитывали дни до Рождества.

Тем не менее, думаю, под видимым спокойствием и тогда уже пряталась истерия, как омут под гладью невозмутимого озера. Омут, в котором неосторожные могут утонуть. В большинстве своем люди выглядели нормальными, но копни чуть глубже — и все мы тихо сходим с ума тысячей разных способов.

«Ах, кто копает на моей могиле» и все такое.

Лично я не мог спать. Предвыборный стресс нарастал еще до провального выступления на «Перекрестном огне», и в последние перед голосованием дни, особенно с опросами (и милейшими делегатами женского пола) в Калифорнии, я просыпался, зевая во весь рот и с трудом продирая глаза. К тому же меня мучило чувство вины. Три года назад бабушка сломала ногу и оказалась в доме для престарелых «Лонг Бич». Хотя мы созванивались каждый день, я так и не сумел вырваться на денек-другой и навестить ее, несмотря на то что в Калифорнии наша кампания продолжалась довольно долго.

Но воскрешение мертвых поставило в моей бессоннице новую веху. В ночь выборов я из последних сил добрался до постели, причем в голове у меня кружились воспоминания о разгуливающих по улицам зомби, и заснул тяжелым, лихорадочным сном. Во сне я бродил по заброшенному городу. Окружающий пейзаж носил отпечаток свойственной снам мрачной многозначительности: каждый выпавший из стены кирпич, парящие в ущельях между высотными зданиями газетные обрывки, сгустки темноты в заброшенных подземных переходах — все вызывало тревогу. Но сильнее всего меня напугал звук, единственный звук в этом океане тишины — смутно тревожный, далекий отзвук часов, эхом разносящийся по пустым бульварам и забытым проспектам.

Воздух звенел от этого звука, он преследовал меня и в конце концов загнал в квартал, где дома нависали над узкими, крутыми улочками, а небо виднелось узкой полоской. Впереди черным провалом в стене узкого, высокого дома манила открытая дверь. Я толкнул калитку ограды, поднялся по сломанным ступенькам и замер на пороге. Внутри громоздились огромные напольные часы, их стрелки показывали минуту до полуночи. Я зачарованно наблюдал, как тяжелый маятник качнулся, принося наступление нового часа.

Массивные стрелки вытянулись вверх.

Воздух вокруг меня дрогнул. Когда часы начали бить, содрогнулась даже каменная кладка. Я зажал уши руками и собирался бежать, но бежать было некуда. Во дворе, на улице — насколько охватывал взгляд — везде собрались мертвые. Пока часы отбивали полночь, они стояли и смотрели на меня своими нездешними глазами, и я знал, внезапно и бесповоротно, как обычно знаешь, что должно произойти во сне, что они пришли за мной, что они всегда охотились за мной, за всеми нами, только мы и не подозревали об этом.

И тут, охваченный ледяным страхом, я проснулся.

Сквозь занавески просачивались серые рассветные лучи, но меня не покидало предчувствие, что рассвет не наступит, а если и наступит, то он будет совсем не похож на начало любого другого дня.

* * *

Имея в запасе еще две недели, Стоддард повел решительную атаку.

Четырнадцатое декабря, мы в тридцати семи тысячах футов над землей, в зафрахтованном «Боинге-737», и тут Анжела Дей радует нас новыми цифрами.

— Господа, — заявила она, — мы попали в зону небольшого волнения.

Теперь я вижу, что это и стало поворотным пунктом. Но в тот момент никто из нас не оценил шутки.

Воскрешение мертвых заметно оживило предвыборную гонку и где-то на месяц даже значительно подняло наш рейтинг, но в последние недели Стоддард упорно рвался наверх, честя нас на чем свет стоит в земледельческих районах из-за пары аграрных законов, где Бертону принадлежал решающий голос, а на юге поминая ваучеры. Конечно, мы знали о его выступлениях, но никто не мог предвидеть, насколько близко он подойдет к нам на финишной прямой.