Нежить

Я чувствовал неловкость, беспокойство. И в одном из баров, когда я копался в бумажнике, оттуда выпал крохотный обрывок бумаги. Конечно, я знал, что на нем написано, но все равно поднял его с пола. Трясущимися руками я развернул его и уставился на слова «Позвони мне как-нибудь» с аккуратно приписанным внизу адресом и номером телефона.

За пятьдесят минут я добрался до Лагуна-Бич. Адрес привел меня к вылизанному двухквартирному дому на углу, в миле от побережья. Наверняка она уже переехала — пять лет прошло, — а если нет, то, без сомнения, успела выйти замуж. И все равно я припарковался у тротуара и подошел к двери. Сквозь открытое окно я слышал звонок, приближающиеся шаги, негромкую музыку в глубине дома. Открылась дверь, и на пороге, вытирая руки полотенцем, стояла она.

— Гвен, — сказал я.

Она не улыбнулась мне, но и не захлопнула дверь.

Это можно было считать хорошим началом.

* * *

Дом оказался небольшим, но светлым; высокие окна кухни выходили на ухоженную лужайку. Через сетку влетал легкий ветер и наполнял кухню запахом свежескошенной травы и далекого океана.

— Я не вовремя?

— В любом случае неожиданно, — ответила Гвен, с сомнением приподнимая одну бровь, и в этом жесте я узнал студентку из Нортвестерна: немного печальную, ироничную и всегда готовую посмеяться.

Я изучал ее, пока она готовила кофе, — Гвен все еще немного походила на усыпанного веснушками сорванца, но и она изменилась. В глазах появилась настороженность, а от тонкой верхней губы пролегли складки. Она села за стол напротив меня, вертя в руках чашку с кофе, и я заметил тонкую полоску незагорелой кожи на пальце — след от кольца.

Наверное, я тоже постарел, и когда Гвен глянула на меня из-под светлой челки, на губах у нее появилась улыбка.

— По телевизору ты выглядишь моложе, — заметила она, и ее замечания оказалось достаточно для того, чтобы разговориться.

Гвен знала достаточно много о моей биографии (участие в предвыборной кампании Бертона принесло мне некоторую известность), и ее собственная звучала похоже. Юриспруденция в университете Лос-Анджелеса, пять или шесть лет в крупной юридической фирме, прежде чем беспощадность нашей культуры стала невыносимой, и она уволилась, перейдя в Американский союз гражданских свобод и променяв длинный рабочий день и увесистую зарплату на еще более долгие часы и мизерное жалованье. Примерно в тот же период развалился ее брак.

— Не то чтобы мы начали испытывать взаимную неприязнь, — сказала она, — скорее, мы просто потеряли интерес друг к другу.

— А сейчас? Ты с кем-нибудь встречаешься?

Вопрос получился неожиданно серьезным.

Гвен замешкалась.

— Нет, у меня нет никого особенно близкого. — Она снова приподняла бровь. — Привычка со времен разбора тяжб. Избегание риска.

К тому времени небо за окном смягчилось сумерками, а наш кофе давно остыл. В маленькой кухне залегли тени, и я заметил, что Гвен поглядывает на часы.

У нее были какие-то планы.

Я поднялся.

— Пора идти.

— Да, наверное.

У двери она подала мне руку, и, хотя это было обычное рукопожатие, я почувствовал, как между нами, будто искра, пробежало воспоминание о прежней близости. А может, ничего и не было, просто мечтательные домыслы (судя по всему, Гвен не возражала против того, чтобы я снова исчез из ее жизни), но меня охватило бесшабашное отчаяние.

Назовите это ностальгией или одиночеством. Как вам будет угодно. Но внезапно перед глазами возник ее насмешливый взгляд из-под челки.

Я хотел увидеться с ней снова.

— Слушай, — сказал я, — знаю, что предложение неожиданное, но может, поужинаем вместе?

Гвен ответила не сразу. Тень от открытой двери скрывала ее лицо. Она неуверенно засмеялась и ответила чуть хриплым, запинающимся голосом:

— Даже не знаю, Роб. Это было давно. Как я уже говорила, я больше не люблю рисковать.

— Ладно. Ну, приятно было повидаться.

Я кивнул на прощание и пошел по лужайке. Я уже открыл дверцу машины, когда Гвен окликнула меня.

— Да в конце-то концов, — сказала она, — мне только нужно позвонить. Ведь это обычный ужин, верно?

* * *

На церемонию вступления Бертона в должность я вернулся в Вашингтон.

Мы с Льюисом стояли рядом, в ожидании начала церемонии глядя на мертвецов. Уже несколько дней толпы зомби стекались в город, и сейчас они заполняли всю площадь. Небольшую кучку живых, не больше двухсот человек, согнали на лужайку перед помостом как ширму из теплых тел перед камерами, но я понимал, что истинные избиратели Бертона ожидали за кордонами, безмолвные, неподвижные и несказанно терпеливые — плавильный котел во плоти: люди разных национальностей, цвета кожи, убеждений и возраста, в разных степенях разложения. Где-то среди них могла стоять и Дана Макгвайр. Скорее всего, она там была.

Запах сбивал с ног.

Льюис по секрету рассказал мне, что мертвые начали собираться по всему миру. Наблюдение со спутников это подтвердило. На Кубе и в Северной Корее, в Югославии и Руанде мертвые куда-то шли, с неизвестной, а может, и недоступной для нашего понимания целью.

— Роб, ты нам нужен, — сказал он. — Больше, чем когда бы то ни было.

— Я еще не готов, — ответил я.