Нежизнеспособный

Первой была светловолосая круглолицая девушка с привычкой часто моргать, она напоследок, чувствуя свою скорую гибель, передала своим соседкам по золотой серьге, что были ей памятны и завещала: «Пусть они будут памятью обо мне». Те же, заливаясь слезами, вдели в уши по полученному золотому гвоздику, один был с белым кристаллом, другой с чёрным. Рыдания не прекращались ещё много дней.

Вторым был парень, лучший друг того, что погиб, пытаясь убить царя на площади. Когда юношу подозвали он вытащил из-под рубахи пистолет, который ухитрился стащить из грузовика, когда их выводили. Парень, не успевая прицелится, уворачиваясь от тянущейся руки стражника, пустил две пули наугад и забился в угол. Стражник покосился, хватаясь за живот, и подал сигнал товарищу рукой. «О-и!» – криунул тот в коридор и мальчишка, что успокоил трясущиеся от страха и волнения руки и уже был готов прострелить обоим недругам головы, выронил пистолет и, корчась от боли, скрутился калачиком. Его унесли в неизвестном направлении.

Третья, то бишь уже пятая умершая в путешествии, была девушка с золотой серьгой и белым кристаллом, и она передала, подаренную вещицу Джун. Девушка уже планировала то, как поведёт себя на казни и, когда ей вручили «церемониальный», то она с наимилейшей наигранной улыбкой его приняла.

Шестая умершая – девушка, чью ногу поразила неизвестная боль на площади. И хотя её нога была внешне в полном порядке, чувство боли при ходьбе её не покидало, а лишь нарастало с каждым шагом.

Восьмой, стала Мира. Её, как и всех прежде, подозвал сперва страж и выдал нарядную одежду, расшитую кружевом. «Нет я не позволю! Заберите меня лучше!» – прокричала Джун, однако в тот же миг упала, парализованная без возможности и звука издать. Мира же её дорогая облачилась в длинное платье, что скрывало ступни и покрыла плечи парадной белой мантией с кружевом. Её всё это красило, но страх в стеклянных глазах становился только заметнее. Она завещала лучшей подруге: «Надеюсь мы не скоро снова свидимся», а за тем вышла и покорно следовала по минималистичным коридорам со стеклянными стенами. Взлетала лёгким неслышным шагом по винтовым лестницам и наконец предстала в простецком пустом зале, что освещался только лучами не так давно проснувшегося светила.

– Здравствуйте… эм… ваше величество – произнесла девушка.

– Что за высокие слова, ах да ты же не знаешь моего имени, уже сколько раз думал огласить вам его. Зови меня – Велиар.

– Зачем называть своё имя тому, кого собираетесь убить? – спросила девушка, смиренно приняв свою судьбу.

– Кто сказал, что я собираюсь тебя убивать?

– Разве не для того вы забирали каждого из нас? Никто не возвращался.

– Ах, тебя это волнует?

– Нет, совершенно.

Царь сиял чистотой одеяния, в крестьянской рубахе с красными узорами по рукавам, и в портках, заправленных в онучи, он накинул на плечи свой золотой кафтан с мехом на вороте и лениво с босыми ногами приблизился к гостье.

– Ничего не хочешь сделать? – поинтересовался он.

– Нет – гордо заявила пленница, чётко понимая, что ни слова, ни действия не помогут ей спастись и всё, что было в её руках это возможность разве что помолиться – Даже сильные парни не спаслись от вашей воли, что же могу сделать я?

– Вот как… – протянул царь, обхаживая зал, так лениво и безразлично с полным безучастности взглядом он оглядел город с высоты и, неожиданно, просто взял и ушёл.

Солнце достигло зенита, а девушка всё так же стояла на месте, не делая ни шагу, но не из страха, а просто от того, что ей до самой себя не было уже дела. Стоять или сидеть в последние часы – не было принципиального различия. Она убила себя в глубине души, чтобы с честью принять смерть.

Когда лучи уже багряные падали на неё от света солнца плавно катящегося за горизонт в залу вошла служанка с цветами, вплетёнными в длинную до бёдер косу, и попросила пройти за ней.

Отвела она гостью не на казнь, не в комнату пыток, а в обычные такие немного пустоватые, но уютные апартаменты, с деревянной, резной кроватью с пуховым одеялом, столом, да стулом – украшенными не то стёклами, не то драгоценными камнями. Пустые светлые стены и высокое от пола до потолка панорамное окно.

– Прошу, ваши покои – сказала служанка и удалилась.

За девушкой не было наставлено ни стражи, ни прислуги, однако выкрасться и обследовать башню она не смогла. Стоило подойти к кровати, как она упала без сил, оставленная напряжением и ожиданием, что сковывали прежде её тело.

Утром её встретило белое, в облаках небо, не найдя себе смотрителей она пустилась гулять, но не нашла никаких больше открытых комнат. Мира так, пробуя потянуть за каждую видимую дверную ручку, добралась до лестницы и решила проверить сперва темницы, но спуститься на нижний этаж не смогла, её ноги отказывали стоило попытаться двинуться. Так ей светил только путь наверх.

Поднявшись девушка добрела до зала, в котором днём ранее отстояла больше двенадцати часов статуей. Она с лицом безразличности прошла внутрь и поняла, что зря, только решившись на это.