Нежная агрессия паутины

— Ну что, сука, ждешь, чтобы тебя пожалели? Да ты, тварь этакая, должна на коленях ползать и умолять, чтобы тебя пристукнули.

— Это еще почему?

— Что за жажда выжить? Что ты, блядь плюгавая, знаешь о жизни? Наверняка у тебя в башке грязные рубахи и прочая чепуха. По-настоящему, по-божески, надо тебя просто убить.

— Но обыкновенное сострадание?..

Он расхохотался и махнул в сторону обагренного кровью моря.

— Вот оно-сострадание! Ты называешь нас распоследними людьми, ну что ж, ты на сей раз права. Мы такие и есть! Я и моя зверская команда — последние!

— А как же гнилой и влажный остров? — я пыталась умиротворить его, — разве мы туда не поедем?

— Время тянешь? Так оно и должно быть, ваша паршивая земля — просто меняльная лавка. Какие варианты? Постой, угадаю сам!.. Голодной матросне — час на каждого, ну а мне… по правде говоря, хотелось бы другой бабы и в другом месте, но делать нечего, — в бешенстве поглядел на меня, — я истерзаю тебя…

Господи, — я сжалась в комок, — передо мной стоял дикарь и варвар, бандит и укротитель духов, заключивший союз с дьяволом, и к тому же хозяин шхуны и моря. Его слова, его взгляда достаточно, чтобы уничтожить меня.

— Заебете до смерти? — мрачно поинтересовалась я.

Капитан, как смерч, ринулся на меня.

Люся потерла ушибленные места…

— Ты шутишь, Люси? — воскликнул Натан Моисеевич, — зачем дразнить его?!

— Почти тотчас причудилось, — продолжала Люся, — да, да, именно причудилось, больная галлюцинация, навеянная, быть может, недельной качкой, я где-то уже слышала этот звук: скрип колес… будто кто-то откатился от иллюминатора…я оторвала голову от ладоней… капитан, видимо, тоже что-то почувствовал, подскочил к двери и резко распахнул… нежный шелест волн…

— Ну же… продолжай! Это важно, важно, — Натан Моисеевич встряхнул Люсю за плечи, но та брезгливо отдернулась.

— Прекратите! — заорала Лиза, — оставьте ее в покое! Вы доведете ее до сумасшествия, вы… вы… вы палач!

Доктор сощурился: эта маленькая соблазнительная сучка отрывает от неясных и причудливых блужданий по жизни.

Хотел взорваться, но сдержался и холодно проговорил.

— Так надо, я ищу причину.

— Какую причину! — топнула ногой Лиза, — того и гляди сами рванете на шхуну!

— О чем ты? — Натан Моисеевич, казалось, полностью пришел в себя и забормотал на латыни о какой-то сумеречной болезни, распространенной в средневековье…

— Как думаешь, — вдруг ревниво прервал он, — Люси не терпится отдаться капитану?

Лиза застыла.

Она слепо верила только в свою судьбу. Другие мало интересовали ее. Мать — не исключение. Безумие матери, метание среди призраков казались искусным притворством. «Мать». Пустой звук. Лиза желала ей одного: пусть отыщет тихую и безопасную лагуну, где ее душа успокоится с капитаном ли, с доктором, в одиночестве, с чертом, с дьяволом, все одно. Зачем она всех мучает? Садистка! К черту жалость, надо себя любить, только себя! Нахрапом или хитростью разорвать все эти условности. Выпустить зверя! Покончить с матерью!

Она резко развернулась и с треском хлопнула дверью.

В комнате стало тихо-тихо, будто набежавшая волна смыла накипь разговора. Люся мгновенно провалилась в глубокий сон; Натан Моисеевич, осторожно примостился на уголок подушки и тут же сам захрапел.

Дыхание покоя.

Воздуха нет. Только дождь.

Глотнув дождь, Лиза побежала по улице.

IV

— Хорошенького помаленьку, — рассуждала Ангелина Васильевна.

Она сидела на стуле в прихожей; Коля, прислушиваясь к каждому звуку на лестнице, смазывал маслом колеса каталки.

— Что, Колюнь? Как жизнь-то? — решила она поразмяться. Внук недоверчиво стрельнул Лизкиными глазами.

— В школе хорошо.

— А дома? Вообще как?

— Дома тоже хорошо.

— Поговорили… а с Лизкой хорошо?

Коля отчаянно покраснел.

— Очень.

— Расскажи.

Колина голова напротив ее колен; хорошо бы придвинуться ближе: его жар полезен для ревматизма, и Лизка, увидев, психанет, будет ночью пилить его, под утро исколотит.

— Колюнь, — вкрадчиво и ласково настаивала она, — расскажи, может вместе что придумаем.

— Придумаем?

Сморчок, — выругалась про себя Ангелина Васильевна, а вслух сказала, — Много чего можно придумать, например, как еще счастливее стать. Чтоб Лизка никуда не делась. Ты ведь этого не хочешь?

— Нет, — Коля смущенно посмотрел на бабку.

— Ну вот! — ей нравилось смущение внука, оно заводило, возбуждало, молодило, толкало дальше, — Не стыдись, говори. Чего стыдиться? — Сама же подумала о древнем женском бесстыдстве. Что мужчина против этого?! Ребенок!