Нежная душа урода

… — Это за что же такое меня сюда доставили, а? Я — женщина почтенная, никогда никого без надобности по матушке не облаяла!.. Окромя того, у меня клиентура и репутация! Вахлаки беспутные, уроды пятками наперед — за что, я вас спрашиваю, меня арестовали?

— Тише, Вера Кузьминична, тише. К чему так громко? Никто вас не арестовывал, а…

— Как так — не арестовывал? Вы хотите сказать, что я пришла к вам по своей доброй воле? Как же, дождались бы вы меня, ежели бы по доброй воле… Вдруг ни с того ни с сего является ко мне этот… ну, такой носатый, похожий на попугая…

— Капитан Мехоношин…

— Ага… И ни слова не говоря, хватает меня за шкирку и куда-то тащит… Караул! Люди добрые, помогите, кто в Бога верует! А он мне — цыть, говорит, и пинком под это самое место! Или вам показать это самое место, под которое он пинком?

— Не надо…

— Не надо! Ему, видите ли, не надо! А мне оно, по-вашему, надо? Я — женщина почтенная, у меня репутация и клиентура…

— Еще раз говорю, что никто вас, уважаемая Вера Кузьминична, не арестовывал. Даже в мыслях у нас такого не было, что вы! Просто — вас пригласили на беседу. Побеседуем — и все. Я — майор Якименко, расследую всякие разные преступления. Например, убийства.

— Нате вам! Какие такие убийства? Кого это я, по-вашему, убила? Я — женщина почтенная, положительная, никого никогда без надобности по матушке не облаяла! У меня, ежели хотите знать…

— Знаю, знаю: репутация и клиентура. Никто вас, уважаемая Вера Кузьминична, ни в чем не обвиняет. Я хочу обратиться за помощью. Я прошу мне помочь, понимаете?

— Вот те раз! Чем это я вам могу помочь? Сроду, кажись, никого без надобности даже не облаяла. А кого облаяла, те, стало быть, того заслуживали! А ежели вам что-нибудь на меня донесли — так не верьте! Не верьте, и все тут, потому что нет на мне никакого греха! Я знаю, кто на меня наклепал! Людка Алексеева, разве не так? И вы ей, этой шалаве, верите, а мне, честной и почтенной женщине, не верите? А вы, между прочим, знаете, кто она такая на самом деле, эта Людка Алексеева? Да вы ахнете, если я вам расскажу хотя бы половину! Во-первых, это такая сводня…

— Да ну уж — сводня. Да какая из нее сводня? Даже не верится…

— Ха! Ему, видите ли, не верится! Всем верится, а ему — не верится! Сводня и есть! Вот я вам сейчас расскажу один случай, и тогда вы поймете…

— Погодите, Вера Кузьминична! Скажите, за что вас прозывают Свахой?

— Ну, так я сваха и есть. За то и прозывают. По существу прозывают, а то как же? А из этой шалавы Людки Алексеевой — что за сваха? Недоумение одно, а не сваха… Это она все от зависти, поверьте мне! То есть я говорю, это она от зависти на меня наклепала. Ну, понятное дело: я — сваха, а она — сводня. Я кого ни сосватаю — тут тебе и спасибо: это кто угодно подтвердить может. А к этой Людке Алексеевой лучше и не обращаться… Да нечто законом запрещено сватовством заниматься? Раньше-то вроде разрешалось беспрепятственно…

— Да вроде пока не запрещено. А что, у многих есть надобность в вашей помощи?

— А то! Ни свет ни заря донимают просьбами: Кузьминична, помоги, Кузьминична, родная, облагодетельствуй!.. А я — что: мне не трудно. Я с нашим удовольствием. Не то что эта неумеха Людка Алексеева… Потому как — полезное дело. Всяк человек обязан быть женат и замужем: иначе что и за смысл в этой жизни? Вот хотите, я и вам сосватаю невесту? Есть у меня одна на примете, уж такая девушка! Голубица, а не девушка! Сосватай, просит, мне, Кузьминична, какого-никакого генерала! Шибко, говорит, желаю генеральшей быть! Ну, а отчего не сосватать и генерала? Разве генерал — не тот же человек? Ну, так как: желаете адресок-то?

— Ну, во-первых, я далеко не генерал, а во-вторых…

— И что с того, что не генерал? При чем тут генерал, хотелось бы мне знать? Это просто так говорится, что генерал, а на самом деле…

— Скажите, Вера Кузьминична, вы знаете такого Виктора Кольцова?

— Это какого же такого Кольцова?

— Ну, карлика…

— Это Витьку-то? Ох, горе мое горькое, грех мой неизгладимый! Да как же мне его не знать, Витьку-то? С младенческих лет знаю, и мамку его знала, и батьку его, будь он, этот батька, проклят, если он еще жив! Ох, горюшко мое, горе…

— Да погодите плакать, Вера Кузьминична. С чего это вы вдруг разрыдались?

— Да как же мне не плакать-то, мил человек, коли такое горе! Ведь, говорят, в тюрьме он, голубок… Витька-то!

— В тюрьме…

— Ну, видите?.. А за что в тюрьме-то? Кому он что плохого сделал на этом свете? Ведь слова лихого никому не сказал, голуба душа! Ох, горе-то, горе!

— Вы сказали, что знаете Кольцова… то есть Витьку, с детства…

— Ну да. И его, и мамашу его покойную, и папашу его беспутного — всех знаю. Да и как же мне их не знать, мил человек, коли это именно я причастна к его, Витькиному, рождению!

— Это как же?