Нежная ярость

Лили молча смотрела на нежное лицо своей дочери. Про себя она считала, что такая женщина, как она, больше бы подошла ее мужественному зятю, я чем ее бледная, неопытная дочь, которая, чего доброго, упадет в обморок при первом же интимном прикосновении. Она покачала головой, чтобы отогнать видение сильного, обнаженного тела Филиппа в минуту возбуждения.

– Твои обязанности очевидны, – наконец произнесла Лили. – Твой муж, несомненно, обладает большим опытом и не менее большим аппетитом и от тебя будет ожидать полного повиновения. Он знает, что ты девственница, и, несомненно, ждет от тебя только, чтобы ты к нему приспособилась. Если ему еще чего-нибудь захочется, он тебя научит.

– Приспособилась! – Слово показалось горьким на вкус и мало что объясняло. – Как я должна к нему приспособиться, мама? – спросила Габби, которой отчаяние придало храбрости.

Лили посмотрела на дочь как на умственно отсталую, потом недовольно пожала своими изящными плечиками.

– Филип будет делать то, что ему захочется, а ты веди себя так, как он тебе скажет, – уклончиво сказала она. – Но ради собственного блага не сопротивляйся ему, пусть он делает все, что считает нужным. Он не из тех мужчин, которым можно противостоять.

– Вы хотите сказать, что я...

– Довольно! Довольно! У меня голова заболела от твоих бесконечных вопросов. – Лили не терпелось сбежать от досадного неведения дочери. – Пойдем, если ты готова, я провожу тебя вниз. Твой муж просил меня поторопить тебя.

Габби неохотно последовала за матерью и медленно спустилась по лестнице к ожидавшему ее внизу мужу.

Филип видел, как грациозно спускается Габби, и сердце у него забилось. Она была такая юная, невинная, прекрасная, как хрупкий цветок, свежая, как росистое утро, и в то же время не сознавала своей красоты. Только пухлые, чувственные губы позволяли предположить, что может скрываться за этой хрупкой оболочкой. Он почувствовал знакомое стеснение в низу живота, пульс участился, и Филип пожалел, что они не на борту «Стремительного». Он не мог лгать себе, что не испытывает вожделения к этой добродетельной барышне, но тут же напомнил себе: больше ни одна женщина не сделает его пленником своей красоты и своеволия. Сесили преподала ему слишком хороший урок.

– Вы готовы к отъезду, моя малышка? – спросил он, когда она поравнялась с ним. Габби кивнула, и он повел ее к выходу, а следом за ними шли ее родители.

– Где вы проведете ночь, мой друг? – спросил Жильбер, бросив скабрезный взгляд на Габби и на Филиппа, так что ясно было, что он имеет в виду.

– Мы поедем прямо до Бреста и будем останавливаться, только чтобы поесть и сменить лошадей. Я достаточно времени провел во Франции, и мне не терпится вернуться на плантацию, – невозмутимо ответил Филип.

– Гм, – фыркнул Жильбер, – уж я бы не стал ждать так долго, чтобы воспользоваться своей добычей.

Филип усилием воли подавил в себе желание сказать что-нибудь грубое Жильберу. Он испытывал только презрение к этому человеку, продавшему свою дочь, чтобы финансировать сомнительную авантюру, обреченную на провал. Так и не удостоив его ответом, Филип помог Габби сесть в карету и дал знак кучеру трогаться.

Co сдержанной насмешкой Филип наблюдал за тем, как Габби забилась в самый дальний угол кареты.

– Я вас не укушу, – сказал он, протянул руки и привлек ее к себе. Потом, как бы в подтверждение . своих слов, он приблизил свои губы к ее губам, изучая ее нежный рот и подчиняя себе. Ее глаза широко открылись, когда он языком разжал ее губы, медленно исследуя их, а рука легла на ее грудь.

Когда он отстранился, Габби было трудно дышать, а щеки заливал румянец, который очень ей шел. Ее потрясли собственные ощущения, ведь ничего подобного она раньше не испытывала. «Неужели он собирается воспользоваться своими супружескими правами прямо в карете?» – с ужасом подумала Габби. Ее знание мужчин было так ограничено, что она не знала, чего ожидать.

– Пожалуйста, не позорьте меня перед вашим кучером, – попросила она, и в фиалковых глазах отразился страх.

– Как я могу позорить вас, если мы повенчаны, моя дорогая? – ответил он сухо. Тем не менее он отпустил ее и удобно устроился на подушках, не обращая на нее внимания, как будто ее вообще не было здесь.

Три дня и три ночи они провели в карете, останавливаясь только для того, чтоб поесть и сменить лошадей. Никогда в жизни Габби не чувствовала себя такой несчастной. Никакие щетки не могли убрать слой грязи с их одежды. Она понятия не имела, почему Филип настаивал на том, чтобы сломя голову мчаться в Брест по этой извилистой дороге. Осенние дожди превратили немощеную дорогу в грязное болото, но он по-прежнему подгонял кучера и сыпал проклятиями, когда колесо в очередной раз увязало в грязи.

Однажды, когда Габби задремала, свесив голову на грудь, Филип привлек ее к себе, и несколько часов она уютно проспала на его плече. Когда она проснулась и увидела, что тесно прижимается к мужу, она поспешно отодвинулась и снова забилась в дальний угол кареты, чем весьма позабавила Филиппа.