Нежная обманщица

Ник молча пожал руку матери. Говорить, нет, даже думать об Ивлин было трудно, а предстоящая поездка в Обни еще больше омрачала настроение. Тем не менее, надо было встряхнуться, чтобы спокойно сообщить Симоне, что он не будет ночевать дома и вернется только завтра.

— Скажи мне вот что, — сказал Ник, выпуская руку Женевьевы. — Ты не видела сегодня моего шалопая-братца? Я хочу, чтобы он вместе со мной отправился в Обни. Он же обожает выполнять мои распоряжения. — И Ник ухмыльнулся.

Женевьева рассмеялась:

— Видела. Ты можешь командовать им, сколько пожелаешь. Тристан все равно делает только то, что хочет, и в Гринли, и здесь. — В голосе Женевьевы звучала неподдельная гордость. Ник испытал нечто вроде укола ревности. Когда он делает только то, что хочет, все вокруг недовольны. Но тут Женевьева переменила тему: — Леди Симона, она ведь другая, правда?

— Что ты имеешь в виду, мама? — Ник нахмурился. — За прошлый год Симоне пришлось пережить много несчастий. К тому же она оказалась в чужой стране, в чужом доме, битком набитом чужими людьми.

Женевьева кивнула, но озабоченное выражение не покинуло ее лица.

— Тут ходят разные слухи…

— О, матушка! — зарычал Ник.

— Подожди-подожди, — заспешила Женевьева. — И это ее вчерашнее появление в большом зале… — Она прищурилась и пристально посмотрела в лицо сына, словно он еще был юным проказником. — Что ты от меня скрываешь?

Ник тотчас вспомнил о белом перышке Дидье. Что бы сказала его мать, если бы он рассказал ей, что вернулся в Хартмур не только с молодой женой, но и с привидением?

— Ты лучше других должна знать, что не стоит обращать внимания на слухи, — упрекнул Женевьеву Ник и с удовлетворением заметил, что она покраснела. — Симоне понадобится время, чтобы привыкнуть к жизни в Хартмуре, и я надеюсь, что ты будешь ей помогать, а не распространять глупые сплетни.

— Николас! — возмущенно воскликнула Женевьева. — Да я бы ни за что…

— Ну и отлично. — Он поднялся и обошел стол. — Пойдем поищем моего брата.

Женевьева фыркнула и гордо вскинула голову, однако больше ни слова не произнесла о вчерашних событиях.

Нику оставалось только надеяться, что Минерва приедет вовремя и что за это время Хартмур не превратится в дом умалишенных.

* * *

«22 июня 1075 года

Надеюсь, ад окажется не таким ужасным, как его описывают, ведь именно там мне скорее всего предстоит проводить вечность. Я думаю, Арман раскрыл мою тайну, и теперь мне остается лишь молиться о его смерти».

Симона ахнула и прикрыла рот рукой. Слова матери потрясли ее.

— В чем дело, сестра? — Дидье растянулся на кровати рядом с Симоной, которая сидела, скрестив ноги. Он поигрывал белым перышком, а Симона временами зачитывала ему отрывки из дневника Порции. Только так она могла удержать его рядом с собой, чтобы он не мотался по залам и коридорам Хартмура, повергая гостей в смущение. Сейчас Дидье сердито повернулся к сестре: — Почему ты остановилась?

Симона сглотнула и быстро пробежала остаток записи. В тот день рука Порции сильно дрожала. Симона еще не встречала в ее записках такого неровного почерка. Обычно в дневнике описывались повседневные события — часто упоминался Марсель, мелкие достижения детей, городские сплетни. На этот раз Симону поразило, с какой жгучей ненавистью Порция писала о своем муже. Однако в записях не говорилось ни о причинах этой ненависти, ни о сути разоблаченной тайны.

— Сестрица, ты оглохла? — Дидье помахал перышком прямо перед носом Симоны.

Она отмахнулась:

— Прекрати!

— Ты перестала читать.

— Я знаю. — Она быстро свернула листок и положила его на прочитанную стопку. Не могла она вслух прочитать Дидье слова матери, которую он обожал. Вместо этого Симона весело улыбнулась и объяснила: — Глаза устали. Давай лучше посмотрим замок.

— Ты говоришь неправду. Никакие глаза у тебя не устали. К тому же ты сама говорила, что мне нельзя гулять по замку. — Он очень ловко передразнил тон Симоны: — «Носиться и пугать гостей лорда Николаса». Что ты такое прочитала, что мне знать нельзя?

Симона попыталась выдумать правдоподобное объяснение, но в голову приходили такие глупости, что даже маленький мальчик их легко бы разоблачил. Она вздохнула:

— Дидье, взрослые часто говорят — или пишут — вещи, не предназначенные для маленьких детей.

— Какие вещи?

— Взрослые. — Она поднялась с кровати и стала собирать листки дневника в сундук с платьями матери.

— Проклятия? Богохульство? — Дидье сел, его маленькое личико пылало от любопытства. — Расскажи мне!

— Нет.

Симона чувствовала, что у нее подгибаются колени. Она так обрадовалась, когда в уитингтонском трактире обнаружила записи Порции, но Симона и представить себе не могла, что этот дневник приоткроет перед ней особенности долгих супружеских отношений Порции и Армана. Сейчас их дочь испытывала потрясение и даже страх.