Но после нескольких дней с Кэти на вилле, и единственной ночи, которую они провели вместе, ей удалось проникнуть ему под кожу. Она захватила его в плен. Не только своим телом, но и своей полной противоречий индивидуальностью — этой пьянящей смесью бесшабашности и уязвимости, невинности и отваги.
Джаред сделал еще один длинный глоток, но холодная влага не смогла смягчить пересохшее горло.
— Почему ты хочешь быть со мной, когда ты совсем меня не знаешь? — спросил он.
Кэти улыбнулась:
— Я знаю тебя. Мы во многом похожи. Мы так долго убегали от своих чувств, что вообще забыли, как это — чувствовать. Как доверять — не только другим, но и самим себе. Я хочу перестать. Перестать убегать.
Джаред понуро опустил голову.
— Я не такой, как ты думаешь, — сказал он, заставляя себя ответить на вопрос, который, как он знал, будет следующим — и которого он уже не мог избежать. — Я не тот человек, каким ты меня видишь. Я творил такие вещи… со мной творили такие вещи… короче, это сделало меня таким, что для определенного рода человеческих отношений я просто не гожусь.
То, как он овладел ею, — теперь уже дважды… Разве у нее должны были остаться хоть какие-то сомнения? Неконтролируемые животные инстинкты, отчаянная потребность отметить ее как свою собственность происходили от страха, который он не мог преодолеть.
Страха, что он заслужил быть потерянным в этой темноте навсегда.
— Что случилось с тобой, Джаред? — тихо спросила Кэти. — Ты можешь мне рассказать? Сделай это, пожалуйста.
Он бессильно уронил подбородок на грудь — унылый кивок, который она едва смогла вынести.
— Когда я был еще ребенком, — начал он монотонно, словно рассказывая историю, случившуюся с кем-то другим, — нас было только двое — я и моя мама. Мы жили в маленькой квартирке в Бруклине. Нам едва удавалось сводить концы с концами, но я этого не знал, поскольку мама всегда заботилась обо мне, и у меня было все, что нужно. Но потом она сошлась с одним парнем. Его звали Бэннон. Он был букмекером. Сначала все было хорошо. Он мне нравился. Я всегда хотел, чтобы у меня был кто-то, с кем я мог поиграть в мяч.
Он сделал резкое движение плечами, и на его коже блеснули капли пота, несмотря на работающий кондиционер.
— Однажды я увидел, как он ее бьет, но сумел убедить себя, что это была ее вина. Он говорил, что ему не нравится, когда она с кем-то флиртует. Мне было десять лет, и я ничего не понимал во взрослых отношениях. Было легче винить ее, чем признать, что мой герой, которым я восторгался, просто чудовище. Со временем ему удалось преодолеть свою ревность. Видимо, с его помощью мама подсела на наркотики и превратилась в тень той женщины, которой она была когда-то. Вероятно, он обучил ее и другому ремеслу. И вот однажды, вскоре после моего одиннадцатого дня рождения, о котором мама тогда забыла, Бэннон пообещал, что возьмет меня на праздник Янки. Я был счастлив. Он купил мне хот-дог и бейсболку. Мы смотрели игру. Я никогда раньше не был на стадионе, и мне все было интересно. Но когда игра закончилась и мы спустились в сабвей, чтобы вернуться домой, то почему-то сели не на тот поезд. Мы вышли на станции, которую я не знал. «От твоей матери уже никакой пользы, — сказал Бэннон, — но ты мог бы достать денег для нас обоих. У тебя приятная внешность. И ты довольно маленький для своего возраста. Я знаю парней, которые заплатили бы хорошие деньги за такой лакомый кусочек». Меня вырвало хот-догом. Даже в свои одиннадцать я знал, что это означало.
Кэти зажала рукой рот. Джаред продолжал говорить, а ее сердце разрывалось от невыносимой боли за маленького мальчика, которым он был когда-то.
— Я устроил истерику, и он ударил меня по лицу. Это было впервые. Раньше Бэннон меня никогда не бил. Лучший день в моей жизни неожиданно превратился в самый ужасный кошмар. Он схватил меня за шиворот и потащил к какому-то дому с неоновой вывеской. Там он втолкнул меня в темную комнату и начал жечь сигаретой руку, пока я не онемел от боли и не перестал кричать. Тогда он ушел, пообещав, что скоро вернется, и лучше мне вести себя как следует, или все повторится. Я пинался и дрался, когда через час он вернулся и снова начал жечь мне руки своей сигаретой. Так продолжалось несколько дней, пока у меня не осталось сил, чтобы сопротивляться. И вот тогда…
Кэти увидела, как он с трудом сглотнул, и поняла, что сейчас услышит самое худшее.