Я все еще не верила тому, что дождалась Вольфа, и это Вольф со мной сейчас, вернее – на мне, а не сновидение и не мираж в состоянии очередного алкогольного опьянения, частенько случающегося от породнившегося со мной чувства безысходности. Вольф любит меня по-настоящему, а не в несбыточных грезах на ночь глядя. Меня, и только меня.
Я радовалась, не в силах перестать боготворить Вольфа в спутанных мыслях и бредовых речах, самопроизвольно срывавшихся с влажных от бесконечных поцелуев губ. Смеялась, как умалишённая, и плакала одновременно, не стыдясь и не скрывая истинных чувств. Слишком сильны те эмоции – снова чувствовать его в себе, видеть близко и любить его губы, пальцы любимые целовать, рыдать от того, что он мой снова и навеки…
Хищный взгляд Вольфа, страстный и немного сумасшедший, возвратил моему видению собственного "я", прожжённому бытом, одиночеством и неудачами, позабытое девственное смятение. И снова я будто прежняя пугливая овечка в обжигающих объятиях опасного волка. Будто вернулась на несколько лет назад. Будто и не было всего этого кошмара. Будто…
Вольф и его попытки показать и доказать, насколько сильно я нужна ему, сделали свое дело. Он оказался безжалостнее меня – не оставил меня в своем уме. Я неизлечимо больна им и больше не скрываю этого. Не хочу. Не могу держать в себе то, что разрывает на части. Я должна излить всю правду сейчас, иначе не смогу жить. Пусть он знает, чтобы впредь не посмел уйти от меня.
– Я люблю тебя, Вольф… Люблю тебя. Обожаю… Ты мой бог… Я молюсь только тебе и только ради тебя живу. Только тебя мне надо… Возьми меня сильней… Пожалуйста… Делай со мной, что хочешь… Я вся твоя… Твоя я. Навсегда. Я ждала тебя… Никто, кроме тебя… Никто и никогда… Только ты…, И ты это знаешь… – то и дело обрывая поцелуи, чтобы отдышаться, шептала ему искренние признания, сильно рискуя этим действием оказаться у разбитого корыта. Но я не осознавала, что говорю. Словно пребывала в бреду, не ведая о том, что в тот момент лепечет мой предательски честный язык. Вольф молчал, что давало мне стимул говорить и говорить без остановки о том, как он дорог и как необходим мне. – Я без тебя не жила. Не было меня… А теперь я жива… Ещё сильней… Ещё… Ещё… Да!
***
После дикого секса на повидавшей много за свои годы кровати, любимой мною за широту и удобство растянуться одинаково во все стороны, последовал долгий и еще более сумасшедший в плане эмоций трах в ванной комнате. Вольф опустился передо мной на колени и, не дожидаясь, когда я пойму, зачем он так сделал, взялся осуществлять то, чего никогда прежде не делал. Считал это занятие постыдным и унизительным для мужчины. Мне же было настолько непривычно ощущать приятно жалящие поцелуи в промежности, что я не придала значения одному немаловажному факту, почему мнение Вольфа насчет кунилингуса ни с того ни с сего изменилось. Но немного после того, как я кончила, и мы вместе с Вольфом принимали душ, не уставая выражать друг другу любовь через ласковые прикосновения и поцелуи, у меня создалось некое противоречивое впечатление, будто Вольф влажно и по-особому поблагодарил мое пылающее после секса с ним место за что-то очень важное, что оно сделало для него.
Глава 13
От Розы.
После нескольких сеансов занятий любовью с Вольфом, я так и не смогла отрубиться, хоть и чувствовала смертельную усталость. Сделала вид, что уснула, чтобы он поскорее вышел из спальни и не начал снова приставать с голодухи, а сама лежала и укоряла себя за то, что не устояла против соблазна и переспала с ним.
Мало того, что переспала, несмотря на собственные принципы и обиды, так еще и наговорила лишнего в порыве страсти. Ой, дура я, дура…
Мне было вовсе не до сна.
Вот же в безвыходную ситуацию попала, ну угораздило… Больше всего хотелось провалиться на том самом месте, где стояла просторная кровать, на которой я сейчас и находилась в позе эмбриона, бережно накрытая пледом из прошлого с изображением дракона в розах – тоже эскиз Вольфа, перенесенный на ткань.
Как же я до такого позора докатилась? Вольф ведь слышал и наверняка запомнил все, что я говорила о том, что испытываю к нему, несмотря ни на что. При этом сам Вольф не произнес ни слова. И это может значить, что он не разделяет со мной этих чувств. Либо же, что он в шоке был от услышанного, либо сдерживался, чтобы не рассмеяться.
Кто ж меня за язык-то тянул? Прежде я такой отчаянной не была, чувств не выражала на словах. Даже романтику не понимала. Романтика для меня – все равно что показать павлина, красиво расправляющего шикарный хвост, на что я бы сказала, что этот хвост настолько хорош, что его нужно выдернуть и поставить в большой вазон для украшения комнаты. Вот какой из меня романтик…