А что если это и впрямь не Вольф, а кто-то другой, и он не будет потрошить меня, а просто оставит здесь умирать от голода? От холода не получится, ведь сегодня в подвале гораздо теплее нежели вчера. Видать, совесть замучила, и подтопил немного для более комфортного пребывания здесь гостьи, чтобы не морозить, хренов шутник.
Но и выбора другого у меня нет, кроме как ждать и надеяться, что это всего лишь Вольф и его очередные шуточки, порой переходящие все допустимые границы. Злые и очень странные шуточки.
Пока я сидела в позе эмбриона и гадала, он похитил меня или не он, и кого я кастрирую первым, как только доберусь до садовых ножниц, висевших на стене и ждущих своего часа, засов двери наверху заскрипел. Следом заскрипели и ступеньки на лестнице.
Я напрягалась и уставилась в сторону издаваемого шума.
– Розетка-мармазетка, – раздался томный бас, а следом на лестнице показался и его обладатель. Вольф всю эту адскую дребедень задумал. Кто же еще… Адекватный человек бы до такого не додумался. А Вольф априори не может быть адекватным, потому что в принципе никогда им не был. – соскучилась ли ты за своим толстым и упругим штемпелем, Розетка?
Я хмуро покосилась на него и прищурилась, с усердием накапливая в себе поток агрессии, чтобы потом, когда Вольф освободит меня, вылить на него все это одним махом. На самом же деле я была рада, что это Вольф, а не настоящий маньяк. Хотя, после такого поступка нормальность Вольфа ставится под большое сомнение.
– Нет? А толстый и упругий штепсель очень соскучился по тебе. Одно метался и ждал, когда же электричество дадут, когда же потремся друг о друга…
Вольф подошёл к клетке и, просунув руку туда, с выражением горделивой победы на лице сорвал с меня кляп.
Ура, мой рот получил право высказаться. Чем я и воспользовалась.
– Можешь об стену потереться. Головой. Придурок. И сунуть свой штепсель в канистру с бензином. А затем поджечь.
– Зачем штепсель в канистру? Он же вонять будет. – Вольф с издевательским оскалом, напоминающим улыбку антигероя, присел на корточки рядом с клеткой и пытливо заглянул вовнутрь. – Ты как там? Отошла от вчерашнего?
– От чего именно отошла? От того, чем ты отравил меня вчера? Я на тебя в суд подам, гаденыш! – возмутилась я и принялась срывать зубами скотч с рук, активно пытаясь высвободиться. – Или от того, что ты натворил ещё вчера и до сих пор творишь? Какого хрена, Вольф? – я бы попыталась развести руками для пущей достоверности своего негодования, если б те не были накрепко замотаны. Но я старалась поскорее исправить положение, а потому продолжала грызть скотч.
– Не пытайся, Розетка. Зубы только испортишь. Я тебя все равно свяжу, если освободишься раньше времени.
– Чем?
– Чем, спрашиваешь? Ты действительно хочешь знать, чем я тебя свяжу? Хм… – Вольф перевел пытливый взгляд на стену, а потом повернулся и вновь принялся рассматривать мое ничем неприкрытое тело. – К примеру, вон той веревкой. Видишь верёвку, Розетка? На стене висит, узлом завязанная. Лассо этакое. Как раз для тебя, непокорной.
– За что? – я недоверчиво покосилась на него, а потом на лассо.
– За придурка, гаденыша, крошика и много кого ещё. Так и поступим. Но позже. Сейчас у меня есть кое-какие дела. – Вольф хлопнул по коленям и выпрямился, встав в полный рост.
Его наглая и бессердечная выходка заставила меня всерьёз разозлиться.
– Ты, что, уходить собрался? А ну выпусти меня, скотина! Сейчас же, слышишь???
– Нет, не слышу, Розетка. – вполголоса и с ухмылкой отвечал Вольф на мои истеричные требования. – А знаешь, что именно я не слышу от тебя, а должен?
– Что?
– Слова любви, о которых ты распиналась совсем недавно. Ну и банальное "любимый" вместо "придурка". Я скоро вернусь. А ты посиди и подумай, что не так с тобой и с нами.
– Дай мне хотя бы какую-то одежду! Я ведь и застудить ценное место могу здесь!
– Хм… А ведь действительно, ценные места надо беречь. Только что бы тебе дать… – Вольф на несколько мгновений замолк, а потом снял с головы черную бейсболку и бросил в клетку. Та через прутья не попала, шлёпнулась рядом.
– Ты совсем болван? Хочешь, чтобы я щеголяла в одной кепке? На кой хрен она мне сдалась?
– Прикрывать ценные места. А самое ценное – это голова. Остальное можно вылечить, а вот если голова больная, то никак.
– По себе людей не судят. Садист шизанутый.
– Как говорится, на рынке два дурака. Один из них продавец, а другой – покупатель. Пусть мы оба тронулись, но ведь кто первый, того и тапки. До встречи. Подумай о том, что я сказал. В противном случае настанет час тяжёлой артиллерии.
Вольф, отъявленный подлец и конченная сволочь, кинул меня, бросив в беспомощном положении. Ушел и дверь за собой запер. Оставил меня в проклятой тесной клетке, в этом чертовом подвале совершенно одну.
Слов любви ему надо, видите ли…
Унижать захотел меня, в клетке держать, пока не начну серенады ему петь? Понравилось с грязью меня ровнять, что ли??? Извинений Вольф ждёт, слов приятных.
Не дождется!