Нежная стерва, или Исход великой любви

– Я могу позволить себе иногда развлечься! Охреневшая сучка возомнила себя равной нам? Дура, ты как была зверьем, мясом, так и останешься им, и никогда, запомни – никогда больше никто не признает тебя бригадиром, поняла, тварь? – заржал он, сдирая с нее свитер. – Ух, какая ты сегодня сладкая, Коваль! – он впился в грудь так, что Марина взвизгнула. – Не стой, Азамат, присоединяйся!

Но Коваль вцепилась в морду горца ногтями, тот заорал что-то по-своему, Строгач завернул Маринину руку так, что едва не вывихнул из сустава.

– Ладно, по-хорошему не хочешь – будет по-плохому! – он отшвырнул ее и, схватив за волосы Ветку, стащил ее с кровати и со всего маху приложил лицом к спирали горящего электрического камина. Раздался такой истошный крик, что у Коваль сжалось сердце.

– Не надо! – простонала она. – Не надо, Серега, прошу тебя…

– На колени, быстро! – приказал он, отшвырнув Ветку, потерявшую сознание.

Но Коваль, на которую напал ступор, продолжала стоять посреди комнаты, и тогда Строгач заорал в приоткрытое окно:

– Макс! Сюда, Коваль плохо!

– Макс, не сметь! – завизжала она так, что сорвала голос, но было поздно – ее мальчик вбежал в комнату спасать свою Коваль и получил пулю прямо между глаз, падая на пол в дверях и так и не успев, наверное, понять, что же случилось…

Оттолкнув Строгача, Марина упала на мертвое уже тело Макса и сипела что-то сорванным голосом, обливаясь слезами. Она перестала соображать, что происходит, даже не почувствовала, как ее рывком подняли, оторвав от трупа телохранителя, как Строгач поставил-таки ее на колени, как на запястьях защелкнулись наручники…

И только в тот момент, когда на пороге неожиданно возник Хохол с "калашом" в руках, Коваль словно очнулась и ударила головой в лицо наклонившегося к ней Азамата. Автоматная очередь разорвала тишину в ее голове, Марина увидела, как оседает на пол Строгач, как голова Азамата словно лопнула от попавших в нее пуль. Хохол подбежал к ней, схватил на руки и прижал к себе:

– Ты в порядке, Коваль?! Не молчи, моя хорошая, хоть слово скажи!

– Ветка… – прохрипела Марина. – Пусти, там Ветка…

Он опустил Коваль на пол, подобрал валяющийся ключ от наручников, освободил ее руки, и она бросилась к лежащей ничком подруге – та была жива, но вся левая сторона лица, сожженная почти до кости, напоминала кусок мяса…

– Коваль, надо валить всех и уходить отсюда самим, иначе нам не поздоровится! – предупредил Хохол. – Охрана Азамата и все наши сейчас в сауне…

Она молча вырвала у него из рук автомат и, как была, в разодранном лифчике, рванула к сауне так быстро, что Хохол едва догнал. Открыв дверь нараспашку, они в два ствола перебили всех, кто был в тот момент внутри, для верности Хохол прошелся по всем помещениям. Марина отбросила пустой и ненужный теперь автомат, ей вдруг стало очень плохо, так тошно, что хоть самой стреляйся – она опять заварила кашу, и на этот раз очень дурно пахнущую…

Хохол обнял осевшую на пол женщину и тихо сказал:

– Молодец ты, Коваль, не девка – мясник просто… железные нервы у тебя.

– Забери Макса, – просипела она, поднимая глаза. – Я не могу его здесь оставить, не было меня здесь, понял?

– Не вопрос! Сейчас твоих пригоню, все сделаем. Пойдем, тебе одеться надо, простынешь.

Пока пацаны уносили в джип тело Макса, Марина сидела возле Ветки, держа ее за руку и молясь о том, чтобы только выжила, а уж лицо потом ей поправят. Хохол придумал совершенно убойную вещь – инсценировать перестрелку между азаматовскими и строгачевскими, и они быстро обставили все, как нужно, притащив из сауны трупы и раскидав их по дому. Коваль сидела на полу посреди этого кладбища и напряженно думала, что же делать теперь, как объясняться с остальными бригадирами.

Хохол осторожно унес в машину завернутую в одеяло Ветку, которая так и не приходила в сознание, потом вернулся за Мариной, сел рядом и спросил:

– Ну что, Коваль, поедем сдаваться твоему Малышу? Мне некуда идти теперь, только к тебе. Возьмешь?

– Да.

– Пойдем, красавица, пора отваливать отсюда, – он встал и подхватил ее на руки. – А ведь я знаю, ты на меня подумала, будто это я вас с Виолой заложил, – неожиданно произнес Хохол. – Как же ты могла, Коваль? Ведь я лучше бы руку отгрыз себе, чем сдать то, что было у нас с тобой.

Марина молчала, потрясенная его проницательностью, ведь именно так она и подумала, решив, что он сделал это от злости на слова, сказанные там, в Египте.

– Прости меня, – просипела Коваль, погладив его по щеке.

– Да ладно, – усмехнулся Хохол, садясь вместе с ней в "Хаммер". – Наверное, в больничку сначала?

– Пусть пацаны едут домой, но Егору ни слова! И Макса… – Марина заплакала вдруг, понимая, что никогда больше ее мальчик не войдет в спальню утром, не заворчит за сигареты и кофе, не подаст шубу, вообще не будет его больше…

– Я понял, не плачь, пожалуйста! – попросил Хохол.